Понятно, прежде всего, что работа интеллектуальной функции лишена всякого смысла, если в нас нет некой озадачивающей озабоченности, определенной настроенности на какой-то результат, если, условно говоря, перед ней не поставлена какая-то фактическая задача. Разумеется, это утверждение не следует понимать слишком буквально. Речь, скорее, идет о некой настроенности на получение (реконструкцию) некого интеллектуального объекта, причем на тот интеллектуальный объект, который наша интеллектуальная функция только должна в результате своей работы произвести (реконструировать).

Если я покажу вам такую картинку (рис. 20) и попрошу вас сказать, что вы на ней видите, вы, скорее всего, скажете мне, что видите сухую траву, камни, кусок белой стены, проволоку, дверь, какую-то растительность и т. д.

Рис. 20 Что вы видите на фотографии?

Однако, если я попрошу вас увидеть на рисунке собаку, у вас возникнет определенная настроенность. Вы удивитесь, что сразу ее не увидели, это, условно говоря, повысит в вас уровень стресса, настроенность на поиск усилится. Вы станете внимательно вглядываться в изображение, будете пытаться его приблизить, рассмотреть, занимаясь уже не просто разглядыванием, а именно разыскиванием. И вполне возможно, что скоро увидите на этой фотографии кошку.

Я не сказал, что вы должны искать кошку, но определенная настроенность на некий объект, с ней схожий, позволила вам отыскать именно ее, хотя, поскольку я ввел вас в заблуждение, вы искали другое животное – собаку. То есть не так важно, что конкретно мы ожидаем найти, важно само наличие этого неспецифического ожидания (неспецифической интенции). И да, мы должны искать нечто, что примерно отвечает поставленной задаче, а реальность уже, так или иначе, даст нам о себе знать.

Точно так же и с интеллектуальными объектами, которые мы привыкли относить к области собственно «мышления»: при отсутствии неспецифической интенции – поисковой активности, озадаченности, озабоченности (уровень стресса), не имея в себе необходимого вопрошания, мы ничего не найдем. Интеллектуальная функция будет играть сама с собой, мы будем думать «о», а не «что-то», потому что думать «о» значительно проще, чем вглядываться в фактическую реальность.

Впрочем, это «вглядывание» в фактическую реальность сопряжено с серьезной трудностью, о которой нас также предупреждает нейрофизиология восприятия.

Мы при всем желании не способны видеть всего, видеть все это четко, а еще и хорошо осознавать то, что мы видим. В действительности наше «восприятие» больше заинтересовано в том, чтобы создать непротиворечивый образ реальности, нежели воспроизводить его точно и, тем более, осмысленно.

У нашего «восприятия» существует множество естественных ограничений – например, диапазон воспринимаемых раздражителей («видимый спектр света», звуки мы слышим тоже в определенном диапазоне, и недаром многие из нас носят очки). Но есть также и, например, «слепое пятно» – зона на сетчатке глаза, где нет воспринимающих рецепторных клеток (палочек и колбочек), а лишь нервные пути. При этом мы не замечаем этой постоянной «дырки» в нашем поле зрения. Вот как на самом деле выглядел бы мир вокруг нас, если бы мы видели действительно то, что мы видим (рис. 21)…

Рис. 21 а) снимок фотоаппаратом; б) то же изображение, каким его воспринимает сетчатка (правый глаз, фокус помечен Х)

Нам кажется, что мы воспринимаем мир так, как воспринимает его фотоаппарат, но это ошибка. Данный визуальный эффект традиционно объясняется тем, что мозг «дорисовывает» изображение в области этой «дырки», вызванной наличием слепого пятна, а также той размытости, которая показана на втором рисунке по бокам (из-за ограниченности поля нашего зрения). В действительности, это связано с тем, что мы видим не глазами, а уже внутренним взором, где существуют не реальные объекты, а их интеллектуальные реконструкции, сделанные нами прежде. Так, например, мы знаем, как выглядят наши ноги.