— Так, чё? Я погнал? Пойду, прикинусь, что нам спички нужны или соль, — с оживлением подхватывает Шилов, вскакивая с места.
Вот уж действительно – шило в жопе.
— Или потрахаться, — подхватываю я.
— А чё? Я бы в дул, — пожимает плечами Шилов.
— Кому?
— Кому-кому, блонде этой в шортах. У тебя гандоны есть?
— Тыбывдул, а Ира? — качаю головой.
— Если тут замучу, позвоню ей и скажу, что ты попросил меня остаться. Типа, целину поднимать.
— Ну и сволочь ты, Шилов.
— Я просто сексуально активный. А у Ирки то те дни, то не те, то она тупо на что-то обиделась, — жалуется Роман.
— А тебя мать ее не смущает? — киваю сторону забора.
— Блин, точно, — Шилов озадаченно чешет затылок. — Да, не вариант. Но ты же видел, как ее дочурка жопу отклячила, по-любому, специально так стояла, чтобы мы внимание обратили. Мы и обратили.
— Апчхи! — раздается за забором.
Мы с Ромычем оба оглядываемся. В вишневых дебрях белеет платок. Мать соседки собирает вишню.
— Будьте здоровы, — на автомате выдаю я.
— Спасибо, — отзывается приятный женский голос.
— Думаешь, она слышала? — пристыженно шепчет Шилов, вжимая голову в плечи.
— Да по-любому слышала, — вынужден признать я.
2. 2
Марина
— Серьезно? Меня обсуждали? — удивленно восклицает Даша, когда я пересказываю ей случайно подслушанный разговор. — И в каком формате?
Я многозначительно двигаю бровями, перекатывая во рту сочную вишенку.
— В нехорошем, Даш. В самом примитивном.
— Да ладно тебе! И что говорят? — подруга широко распахивает карие глаза, обрамленные пушистыми нарощенными ресничками.
— Цитирую, — я откашливаюсь, — “я бы вдул”, — и поджимаю губы.
Изящно откидывая волосы, Даша оглядывается и смотрит в сторону соседского участка, где сегодня работают два молодых парня.
У меня сердце кровью обливалось последние дни. Участок выглядел заброшенным, а я хорошо помню, каким он был идеальным.
— Это который из них такое сказал?
Я фыркаю.
Вместо того, чтобы возмутиться, Патрушева интересуется этими неотесанным мужланами.
— В панамке, кажется, который, — имею в виду невысокого коренастого парня с хрипловатым голосом, который делился с другом своими влажными фантазиями. — А меня, вообще, за твою мать приняли!
Даша прыскает.
— Ну неудивительно. Посмотри, в чем ты ходишь. Еще платок этот, как у бабули.
Я тянусь к голове и развязываю концы хлопкового платка.
Вечереет.
Мы сидим на летней веранде под навесом за длинным деревянным столом. Даша пожарила острые крылышки на мангале и запекла овощи, пока я собирала вишню для ее мамы.
— Ты же знаешь, у меня кожа к солнцу очень чувствительная, — жалуюсь ей, разматывая платок. — Я не загораю, а сразу сгораю, как помидор.
Прищурившись, Даша продолжает сканировать территорию за забором. Парни снова трудятся.
Тот, что повыше и без футболки, шатен в белой косынке, стучит молотком, подбивая покосившуюся ограду грядок. Второй везет тележку с травой.
— Так. Рассказывай, — с энтузиазмом начинает Даша. — Кто такие? Сколько лет? Как зовут?
— Да не знаю я! Участок женщине одной принадлежал. Валентина Федоровна – очень приятная старушка была. Недавно умерла. Наверное, кто-то из ее родственников тут теперь, может, внуки, — пожимаю плечами. — До этого мужчина приезжал поливать. Я так поняла, что сын ее. Она мне про него рассказывала. Жалко, — печально вздыхаю. — Мы с ней общались по-соседски. Она меня всему научила, можно сказать. Когда мы дачу купили четыре года назад, я же понятия не имела, с чего начать. Валентина и рассаду давала каждый год. Петунии, помидоры, капусту, а потом кабачками меня закидывала. У меня своих – хоть продавай. А неудобно отказать, приходилось брать. Аська у нее любила чаи гонять и ягоды собирала. Вечно прибежит обратно – полные карманы конфет, вся в малине.