По вторникам и пятницам у нас всегда пахнет уксусом. Ма трет под столом тряпкой, которая когда-то была моей пеленкой. Я уверен, что она смахнула паутину, но теперь мне уже не до паутины. Потом она достает пылесос, который ревет и гоняет пыль – ва-ва-ва.

Джип прячется от него под кроватью.

– Выходи оттуда, мой маленький джипчик, – говорит ему дисташка. – Если ты станешь рыбой в реке, я превращусь в рыбака и поймаю тебя сетью.

Но хитрый джип затаился под кроватью. Усталая дисташка засыпает, убрав антенну, а джип подкрадывается к ней сзади и вытаскивает батарейки, ха-ха-ха.

Я играю с джипом и дисташкой весь день, только когда я моюсь в ванне, они стоят на столе, чтобы не заржаветь. Когда мы с Ма кричим, я поднимаю их прямо к окну, и джип как можно громче вращает своими колесами.

Ма ложится, снова держась за щеку. Время от времени она делает несколько глубоких вздохов подряд.

– Почему ты так долго выдыхаешь?

– Пытаюсь победить боль.

Я сажусь у ее головы и убираю с ее глаз волосы. Лоб у нее липкий от пота. Она хватает меня за руку и крепко сжимает.

– Все в порядке, Джек.

Но я вижу, что не в порядке.

– Хочешь поиграть с джипом, дисташкой и со мной?

– Чуть попозже.

– Когда ты будешь играть, то отвлечешься и забудешь про свою боль.

Она слабо улыбается, но ее следующий выдох больше похож на стон.

В 5:57 я говорю:

– Ма, уже почти шесть.

И она встает, чтобы приготовить ужин.

Джип и дисташка сидят в ванной, поскольку там теперь сухо и это их пещера, где они прячутся.

– А ты знаешь, джип умер и улетел на небеса, – говорю я, стараясь побыстрее съесть свои кусочки цыпленка.

– Неужели?

– А потом ночью, когда Бог уснул, джип выбрался оттуда и спустился по стеблю гороха в нашу комнату, чтобы повидаться со мной.

– Как мило с его стороны.

Я съедаю три зеленые фасолины и делаю большой глоток молока, потом еще три – в тройках они проходят гораздо быстрее. Конечно, глотать их пятерками было бы еще быстрее, но я не могу этого сделать, поскольку впятером они не пролезут в горло. Однажды, когда мне было четыре, Ма написала в списке того, что надо купить: «Зеленая фасоль / другие замор. зеленые ов.», а я вычеркнул слова «зеленая фасоль» оранжевым карандашом, и она решила, что это очень смешно. Под конец я ем мягкий хлеб, потому что люблю держать его во рту, когда он размокает от слюны.

– Спасибо, младенец Иисус, особенно за кусочки цыпленка, – говорю я, – и, пожалуйста, не присылай мне подольше зеленую фасоль. Послушай, а почему мы благодарим младенца Иисуса, а не его?

– Кого?

Я киваю на дверь.

Ее лицо становится злым, хотя я не называл его имени.

– За что нам его благодарить?

– Но ты же как-то сказала ему спасибо за продукты и еще за то, что он убрал снег и купил мне штаны.

– Нечего подслушивать.

Иногда, когда она по-настоящему злится, ее рот почти не открывается.

– Он не достоин, чтобы его благодарили.

– Но почему?

Ма грубо обрывает меня:

– Он только приносит нам разные вещи. Не по его воле растет в поле пшеница.

– В каком поле?

– Не по его воле светит солнце, идет дождь и все остальное.

– Но, Ма, хлеб приходит к нам совсем не с поля.

Она крепко сжимает губы.

– Почему ты сказала…

– Пришло время смотреть телевизор, – быстро говорит Ма.

Сегодня она включает видеофильм, я обожаю видео. Обычно Ма смотрит кино вместе со мной, но не сегодня. Я запрыгиваю на кровать и учу джип и дисташку болтать ногами. Сегодня я смотрю Рианну, Т. И., леди Гагу, Кейни Уэста.