Детство Фиска было буйным, в то время как детство Линча было сельским и спокойным. Их темпераменты в корне отличались, но оба они хотели посвятить свою жизнь искусству, потому шли по этому пути рука об руку. «Из-за частых переездов я был чужаком, но Дэвид очень легко сходился с людьми, – рассказал Фиск. – Когда Дэвид что-то говорит, тебе хочется слушать, и он всегда был таким. И эксцентричным Дэвид был с самого начала. Мы учились в традиционной школе, где имелись различные братства – каждый в каком-то да состоял, но не я – и все ребята носили клетчатые хлопчатобумажные рубашки и брюки цвета хаки. Дэвид баллотировался на пост школьного казначея – его предвыборный девиз гласил: “Экономь с Дэйвом” – и как-то раз у нас проходило собрание, где выступали кандидаты. В тот день Дэвид выступал одетый в летнем костюме из индийской жатой ткани и теннисках. Сегодня это в порядке вещей, но в то время никому и в голову не могло прийти надеть костюм с кроссовками».

Линч победил на тех выборах, но именно тогда его страсть к рисованию затмила все остальное. «Он больше не хотел быть школьным казначеем, – вспоминал Фиск. – Не помню, сняли его с должности или он отказался от нее сам, но долго он на ней не пробыл».

Бунт – типичная часть взросления многих подростков, но непокорность Линча отличалась – он бунтовал не просто так, а потому что он нашел нечто жизненно важное и дорогое вне школьных стен. «В то время в Александрии такой интерес к рисованию маслом казался более чем необычным, – рассказал Джон Линч. – Наших родителей его отчуждение очень огорчало. Его бунт начался в девятом классе, хотя у него никогда и не было проблем с законом, в его жизни бывали и вечеринки и выпивка, а в свой первый год в Александрии он убежал ночью и его поймали. За ужином была отдельная история. Мама готовила нормальные блюда на ужин, но Дэвид считал, что они слишком нормальные. Он мог сказать: “Твоя еда слишком чистая!” В Бойсе Дэвид очень серьезно увлекался движением бойскаутов, но после переезда в Вирджинию он взбунтовался и против этого. Отец подбадривал его идти дальше и получить ранг скаута-орла, и Дэвид сделал это, хотя отчасти, мне кажется, он сделал это ради нашего отца».

В свой пятнадцатый день рождения Линч почти попрощался с движением скаутов, когда оказался среди немногих скаутов-орлов, которым достались VIP-места на инаугурации Джона Кеннеди. Он помнил, как видел Кеннеди, Дуайта Эйзенхауэра, Линдона Джонсона и Ричарда Никсона, проезжавших на лимузинах в считаных метрах от того места, где стоял.

Впечатляюще, слов нет, но тогда мозг Линча был сосредоточен на другом. Марта Леваси рассказала: «Почти сразу после нашего переезда в Александрию Дэвид начал бредить рисованием, и я была посредником. Я разговаривала с ним о том, что беспокоит родителей, а родителям передавала его точку зрения и старалась поддерживать мир. Наши родители были очень терпеливыми людьми, и Дэвид всегда их уважал, так что крупных ссор не было – лишь разногласия».

Двоюродная сестра Линча Елена Зегарелли описывала его родителей как «правильных, консервативных и религиозных людей». Санни была прекрасной женщиной с мягким, милым голосом, но очень строгой. Помню, как мы всей семьей отмечали день рождения нашей прабабушки Гермины в ресторане в Бруклине. Дэвиду было шестнадцать, все пили и праздновали, но мать Дэвида не позволила ему выпить даже бокал вина. Когда видишь работы Дэвида, очень сложно поверить, что он из той же семьи. Я думаю, тот факт, что его семья была настолько строгой, заставил Линча выбрать другой путь.