Спарка огонь открывать не стала, лишь брезгливо отбросила наглеца упругим щитом. Впрочем, отмахнулись от него довольно жестко. Отлетевшее от пинка тело впечаталось в закрытую аппарель и беззвучно сползло на палубу. Нокаут…

На посадку заходили резко, но отнюдь не противозенитным маневром. Желудок взбрыкнул, рот наполнился кислой желчью. Пищевод был стерилен – всю неделю мы питались исключительно внутривенно.

Касание опор о поверхность практически неощутимо. Кресла десанта крепятся к внутреннему бронированному кокону, дабы сберечь нежный груз в случае близких подрывов и аварийных посадок. Девчата нас явно пожалели. В режиме десантирования шатл падает с ускорением свободного падения, а то и вовсе вколачивая себя в атмосферу маршевыми движками, и тормозит лишь на последних сотнях метров крутой траектории.

Пандус распахнулся стремительно, сирена зло рявкнула, мигнула красным маячком и подстегнула нас инфразвуковым всплеском. На выгрузку, мясо!

«Тринадцатая» ломанулась наружу. Мне пришлось укрыть спиной Лину, дабы особо нервные товарищи не затоптали ненароком моего мастера-оружейника. Торопыги разлетались, как кегли. Я и раньше был парнем не мелким, а сейчас и вовсе тянул далеко за сотню кило. Армированные кости, искусственные суставы, многочисленные модули и ведро сверхтяжелых наноботов – сплошные редкоземы из нижней части таблицы Менделеева – все это дело добавило организму пару пудов высокотехнологичных сплавов.

С болезненным «ой, мама!» от меня отрикошетил очередной слепец – тот самый невысокий паренек, что вышагивал передо мной в строю и чуть было не свернул себе шею, рассматривая технические диковинки. С трудом удержавшись от желания дать пинка под пухлый зад, я ухватил упитанного пацана за шкирку и хорошенько встряхнул его в воздухе:

– Глаза разуй! Куда ломишься?!

Парень нервно оглянулся на полосующий толпу звуковой излучатель.

– Так страшно же… Как дало в голову – забыл, как маму звать…

Я указал подбородком на затор у шлюза. Снаружи доносился довольный женский смех – очередной бабский батальон скрашивал серые служебные будни плоскими шутками над новичками.

– Не лезь, затопчут. Да и гордость имей. Становись впереди, по мне эта хрень что-то стесняется лупить. Как самого-то зовут – не забыл?

Пацан наморщил конопатый нос.

– Не! Макар я! В технари записали… Сказали, покрутить истребителям хвосты пару лет, пройти курс персональной гормонотерапии, затем год «дойки», а потом, может, и самому летать разрешат! А «дойка» – это что? У меня в голове каша какая-то… Четко знаю, что на жаргоне летной палубы так называют принудительный слив остатков БК и отходов реактора из накопителей. Однако чую какой-то подвох… Мне что, год в «горячей» зоне сидеть? За что?!

Я переглянулся с Линой и качнул головой:

– Вряд ли Макарка, вряд ли… Ну поглядим еще, может, и не попадешь ты на свою ферму… Судя по искусственному звездопаду, народу с Земли натырили знатно. А иди-ка к нам техником? Я успел мельком глянуть на статы навязанной «профы» – на тяжелый истребитель полагается персональный технарь. Это на «ястребки» идет один «крутильщик гаек» на звено, а за офицерским экипажем закрепляется своя нянька.

Паренек – а ему вряд ли можно было дать больше шестнадцати – возмущенно вскинулся:

– Какие гайки?! Этим сервоботы занимаются, причем я одновременно могу «рулить» сразу тремя! Ну… если они, конечно, однотипные…

Тут он осекся на полуслове, когда сквозь завесу зарождающейся профессиональной деформации до него дошел смысл сделанного предложения. Глаза Макара загорелись надеждой: