Взглянув на ухмыляющегося разведчика, тот вымученно улыбнулся в ответ, внезапно припомнив, как несколько дней назад сам сел за руль трофейного «Опеля». Сперва вышло не шибко удачно – трогаясь с места, так газанул, что едва не протаранил корму стоящего впереди грузовика. Повезло, что тормознуть вовремя успел.

– Да нормально все, сами видите, какая тут дорога после того, как танки прошли. Не дорога, а одно сплошное направление.

– Тоже верно, – согласился тот, протягивая руку. – Да вы не вертитесь, сидите, как удобно, а я вас плечом подопру, всяко помягче, чем на доски опираться. Познакомимся?

– Можно. Младший лейтенант Зыкин, Виктор. Особый отдел.

– Лейтенант Кобрин, фронтовая разведка. Федором кличут.

– Очень приятно. – Контрразведчик вяло пожал грязную ладонь разведчика. Тот тоже особо не усердствовал, боясь доставить товарищу боль.

В следующий миг до него дошло:

– Постой, как ты сказал?! Кобрин? Федор Андреевич? Так?

– Ну да… – удивленно подтвердил тот, непонимающе глядя в лицо Зыкина. – Все верно. А в чем дело-то, тарщ младший лейтенант? Мы вроде раньше не пересекались, у меня память на лица стопроцентная. Профессиональное, так сказать.

– Да нет, ничего, прости, лейтенант. Просто ты мне одного доброго знакомца напомнил, его в точности так же звали. Мы с ним давно… гм… потерялись, еще на Финской. Погиб он, скорее всего. А тут услышал знакомое имя да и подумал, что ошибаюсь, что нашелся товарищ. Извини, лейтенант, показалось, сейчас пригляделся – не особо ты на него и похож. Ошибочка вышла…

И торопливо отвернулся, до боли закусив губу, чтобы не выдать себя выражением лица. Вон оно как вышло: просил Степаныч имя предка запомнить, он и запомнил. Как там он говорил – «пропал без вести в конце июня сорок первого»? Угу, именно так. Ну, ситуация… не рассказывать же ему, что в полукилометре его собственный праправнук сидит? Да и какой он ему праправнук, если для всех он – комбат Минаев?

– Не, на Финскую не попал, – покачал головой разведчик, задумчиво глядя в короткостриженый затылок особиста. – А что ошибся – так всякое бывает, мало ли похожих людей на свете. Ты вот что, братишка, давай привались ко мне, ехать нам долгонько, не ровен час растрясет…

Окрестности Смоленска, август 1941 года

Командирский танк Кобрину понравился. Практически новенькая харьковская «тридцатьчетверка», еще с «лысой» гусеницей старого образца, но зато уже с нормальной пушкой длиной в сорок один калибр, что капитана порадовало особо. Радиостанция на борту тоже, разумеется, имелась – да и как иначе? Танк-то командирский. Правда, особых надежд на «71-ТК-3» Сергей не возлагал. Поскольку из очередного загруженного во время подготовки инфопакета прекрасно знал, как часто радиостанции выходили из строя даже из-за банальной вибрации, вызванной движением танка по пересеченной местности или выстрелами башенного орудия. Не говоря уж о чем-то более серьезном, вроде ударов в переднюю броневую проекцию вражеских болванок. Порой после серьезного боя приходилось даже лампы менять, поскольку бились, заразы, нещадно, не выдерживая запредельных нагрузок. Собственно говоря, танк редко выдерживал без ремонта больше трех-пяти боев: что-то да обязательно ломалось, если не ходовая, то движок или трансмиссия. Да и в атаку мехводы шли, как правило, на второй передаче, регулируя скорость только газом, что, понятное дело, ресурса двигателю вовсе не добавляло…

В принципе, Сенину как комбригу полагался тяжелый танк, но подполковник выбрал более маневренную «тридцатьчетверку». В чем Кобрин оказался абсолютно согласен с реципиентом: он бы поступил точно так же. Пусть броня и пожиже, зато скорость и соответственно маневренность – куда как выше. Да и пушка мощнее, чем устаревшая «Л-11». «КВ», по меркам сорок первого года, конечно, машина практически не убиваемая имеющимися у немцев огневыми средствами, но и проблем с ним немало, что в бою, что на марше. Особенно у механика-водителя, который порой передачу совместными со стрелком-радистом усилиями переключал, ага…