− Ладно – уболтала. Пошли, хоть чаю попьём. Да поглядим, что у тебя там за кофты, − демонстрировать Катьке свой интерес не следовало, а потому Женька широко зевнула, показав, что уступает чисто по-дружески. – А Тимур этот он тебе кто: просто постоялец или как? А, может, жених? – спросила она с подначкой.
– Может, и жених, я ещё не решила – посмотрим на его поведение, – самоуверенно заявила Катерина.
* * *
− Во, гляди! – Катя, как купец на ярмарке, трясла ангорскими кофтами разнообразных фасонов и расцветок.
− Ничё, симпотные, − Женька жадно шарила глазами по сторонам, прикидывая, сколько же товару приволок Тимур.
И чё этой корове Катьке такой мужик достался: деловой, при бабках. Сам, правда, нерусский. Из себя – совсем ни о чём: в майке, в штанах спортивных, на башке – воронье гнездо. Зато пиво пьёт баночное. Вон – целый угол упаковками с пивасом занят. Да-а, в её, Женькиных, руках он бы расцвёл: она бы сделала из него человека!
− Э, подруга! – Катька была начеку, – ты давай на кофту смотри! Вот эта – сиреневая – ваще одна! Я бы точно себе оставила, но размерчик − не мой. А тебе – в самый раз.
Женька глянула и поняла: именно о такой, нежно-сиреневой, с бусинами, лентами и розочками она и мечтала! И с ценой Катюха не обманула: конечно, не за бесценок, но уступила с хорошей скидкой.
Бережно уложив обновку в сумку, Женька вынула кошелёк – рассчитываться.
− Ну, ты, мать, даёшь! Ты чё с такими деньжищами по улицам ходишь? – Катерина углядела-таки в кошельке у Женьки пачечку пятидесятидолларовых купюр, перетянутых чёрной аптечной резинкой – презент екатеринбургского кавалера.
− Да, дома не хочу держать, вдруг мать найдёт или сожитель еёшный.
− Ну, гляди: хозяин – барин…
− Ой, Кать, я забегу в тубзик на дорожку?
− Ну, ты и спросила, подруга – иди, конечно…
* * *
Катерина проводила подругу до перекрёстка:
– Ну, ладно, я побежала, – она зябко ёжилась в коротком китайском пуховичке. – Ветер вон чё задувает: не иначе, снегу к утру натащит! Ты смотри – вон там, где фонарь светит – остановка автобуса. Прямо иди – не заблудишься, – и она резво припустила в сторону дома, шаркая по подмерзшей грязи высокими резиновыми галошами, надетыми на босу ногу.
Только теперь, оставшись на тёмной улице совершенно одна, Женька поняла, что боится, спиной ощущая чьё-то незримое присутствие: тягуче скрипела незапертая калитка, хлопал на ветру оторвавшийся лист железа, из-за повалившегося забора неслись визги и пьяные голоса.
Разгулявшийся к вечеру ветер свистел в ушах, рвал с головы вязаную шапчонку. Пригнувшись пониже, Женька одной рукой придерживала капюшон куртки, а другой – крепко прижимала к груди сумку. Вот дура – надо было хоть перчатки надеть: пальцы прямо скрючило от холода…
Женька шла, осторожно ступая между луж, чутко прислушиваясь и вздрагивая от каждого резкого звука, но за воем ветра, хлеставшего в лицо колючей ледяной пылью, не расслышала быстрых шагов за спиной…
Падая лицом в грязь, она ещё пыталась как-то извернуться, но после второго удара потеряла сознание…
Глава 5
– Девушка! Девушка! – кто-то настойчиво тряс её за плечо. – Вставай – замёрзнешь! – голос был с застарелой хрипотцой, но явно женский. – Вроде не пьяная…Сколько она здесь лежит?… Может, скорую?
– Какую, нахер, скорую?… – рявкнул мужчина. – Автомат – за два квартала. Эй, ты! Вот, зараза! Люська, ну-ка поверни её лицом к свету, да придержи голову.
К этому времени ветер уже стих, земля побелела от снега, и сквозь редкие облака проглядывала ущербная луна.
Мужик на костылях, одетый в засаленный бушлат и ватные штаны, сдвинул на затылок серую армейскую ушанку, достал из-за пазухи шкалик, бережно отковырял пробку и, взболтав содержимое, с видимым удовольствием втянул запах сивухи: