Афанасий же слушал внимательно и слегка удивлённо, вновь открывавшимся историческим фактам, где даже период османского ига описывался как светлой страницей, когда было больше свободы, чем при советской власти. Дрожащим от собственного умиления голосом, политик вещал о жизни молдавского народа под эгидой Румынии и, вообще сожалея о том, что Молдавия в сороковых годах ушла под руку Москвы, ловко уйдя в сторону об общей нищете румынского народа, вскрывшейся после падения режима Чаушеску. Свалился на уже обкатанную колею обвинений в массовых репрессиях карательных органов и у меня мелькнула мысль, что он жутко сейчас сожалеет об отсутствии в истории его республики массовых переселений, а то он здесь сумел бы вовсю развернуться.

Вскоре он плотненько сел на объезженного избитого конька и стал привычно клеймить Советскую Армию за ту жуткую систему, которая пережёвывает и ломает судьбы молодых, не имеющих жизненного опыта пареньков не только Молдавии, но и других национальных окраин, которые скоро сбросят иго советской власти и пойдут к светлому будущему…

Закончил он как-то резко, обличающе ткнув снова в меня карандашом и безапелляционно заявив: – Это вы виноваты в том, что каждый день в каждый район нашей республики приходят цинковые гробы с молдавской молодёжью.

– Классно… – я открыто выразил своё восхищение прозвучавшей речью, ткнув кулаком в плечо Афанасия, – учись, товарищ сержант, ещё чуть-чуть и я бы побежал отсюда громить республиканский военкомат…

Потом повернулся к чиновнику, настороженно наблюдавшему за мной и ожидавшему несколько другой реакции, как минимум – смирению и смущению. А тут капитан откровенно веселился, как будто находился у себя на Урале.

– Уважаемый, если этот молодой человек действительно не искушён жизненным опытом и ему вы запросто запудрите мозги, то вам своей митинговщиной не смутить меня. Эту лапшу и враньё можете вешать, вон там, стоящим в коридоре…

– Почему враньё? – Возмущённо возопил парламентарий, – откройте историю, только не официальную советскую историю, а новые факты, открывшиеся во время перестройки…

– Ладно… ладно… – смело прервал я респектабельного молдаванина, – давайте оставим историю, а вот по цифрам я вам сейчас быстро «бабки забью». Так вы утверждаете, что каждый день в каждый район вам приходят с армии цинковые гробы…!

– Да. – Твёрдо, ни секунды не сомневаясь, произнёс приосанившийся политик и добавил, – я тут не зря сижу и факты и цифры у меня точные.

– Хорошо, – я довольно ухмыльнулся, видя как сидящий напротив, уверенный в своих силах, сам лезет в ловушку, самим же и расставленным, и тут же ехидно подковырнул, – и отказываться потом не будете от своих слов?

– Капитан…, – чиновник азартно постучал по столу ладошкой, принимая мой вызов.

– Хорошо, – я взял со стола большой калькулятор, зависнув пальцем над клавиатурой, – Сколько у вас в Молдавии районов?

Чиновник поднял к потолку глаза и через несколько секунд опустил их: – 32 района.

– Отлично. Тридцать два района умножаем на триста шестьдесят пять дней и получается у нас…, – я ткнул в сторону парламентария калькулятор, – на те… Смотрите. Да в вашей убогой Молдавии столько молодёжи нет. Это с трибуны можно вот так в толпу бросать запросто, не отвечая за свои слова.

Политикан взял калькулятор и с каменным лицом посмотрел на цифру. Потом сам перемножил и получил тот же результат. Зачем-то перевернул электронный прибор и оглядел его обратную сторону и вновь глянул на красовавшуюся цифру на табло.

– Ладно, понимаю. Чего не скажешь в пылу полемики и пойду вам навстречу, – я забрал из его рук калькулятор и снова стал считать, – пусть будет в каждый район один труп в неделю.