Бутов не ошибся: через полчаса в низину скатились мотоциклисты и бронетранспортер передового дозора. Ими после начала боя займется зенитка Индуашвили под командованием Аделя, замаскированная в километре впереди.

За дозором, отстав на пятьсот метров, следовали основные силы. Испуская сизые дымы, ползли запыленные танки с чахлыми ветками маскировки на броне. Следом бронетранспортер, потом грузовики, зенитки, грузовики с пушками, и наконец, показалась пехота.

Как только танки и бронетранспортеры прошли, а конец пехотной колонны продвинулся к тому месту, где у нас закончились тротил и снаряды, я крутнул ручку подрывной машинки. Дорога вспучилась, разбрасывая обломки машин и куски тел. Оба брошенных танка разлетелись огненными обломками… После инициации зарядов сразу заработали пулеметы стрелков Богданова, затявкали очередями зенитки и захлопали оба миномета.

Глядя на немецкий грузовик, подброшенный взорвавшимся стапятидесятидвухмиллиметровым снарядом метров на двадцать вместе с прицепленной к нему зениткой, я пробормотал:

– Кажется, со взрывчаткой мы переборщили, – а посмотрев на то, что осталось от техники, убедился в своей правоте. Нам повезло, что мы находились в ста пятидесяти метрах от уничтожаемой колонны, укрытые складками местности, но и так нас изрядно тряхнуло и оглушило.

Подхватив стоявшую рядом винтовку, я, в отличие от стрелков, бьющих по кузовам уцелевших машин, стал стрелять по канистрам бронетранспортера и танков, закрепленным на броне. Благо зажигательных патронов у нас нашлась пара ящиков.

После подрыва, кроме головной техники, уцелело около пяти десятков пехоты, что шли сзади. Но по технике били зенитки, уничтожая ее одну за другой, а по выжившим пехотинцам – сразу четыре пулемета, включая станковый МГ.

Сопротивления как такового не было, скорее желание выжить и вырваться из этой мясорубки. Вот один из T-IV, столкнув с дороги горящую «двойку», рванул наверх, но получив в корму очередь из бронебойных болванок, застыл, распластав гусеницу. Буквально через секунду по нему ударили еще несколько зениток, превратив в факел.

Ефрейтор Ганс Отто Байер, шедший с обоими своими подчиненными в конце колонны, возблагодарил богов, что командир батальона поставил сюда отказавшегося от госпитализации контуженого ефрейтора. Поэтому когда половина батальона скрылась в невидимой низине и вдруг дыбом встал земля, разбрызгивая в сторону то, что ранее было солдатами вермахта, ефрейтор привычно ухнул в толстую пыль, перемешанную колесами и сапогами прошедшего здесь батальона, и шустро откатился в сторону, не обращая внимания на звон в голове. Контузия после взрывов дала о себе знать, но к счастью, к потере сознания это не привело. Не обращая внимания на то, что немногие выжившие начали отстреливаться, Байер пинками поднял своих подчиненных и приказал им отходить.

У него была для этого веская причина: он узнал звук скорострельных зенитных орудий, что добивали сейчас остатки батальона.

– Фриц, шевелись быстрее! – крикнул он ползущему впереди на коленях подносчику. Обочина была тут не глубокая, но если двигаться на карачках, пули, свистящие над ними, не достанут.

– Это все, кто уцелел? – спросил я Бутова, пытаясь удержать равновесие на покатой, пошедшей трещинами башне «тридцатьчетверки». Ее взрывом отшвырнуло метров на двадцать от уничтоженной нами колонны. Бутов командовал поиском пленных, собирая их чуть в стороне от уничтоженного батальона, поэтому имел полную информацию.

– Да, товарищ лейтенант, всего тридцать шесть человек. Сбежать успело вряд ли больше десятка, я следы посмотрел. По обочине ушли. Преследовать мы их не стали.