Соня всегда остро чувствовала свое несоответствие этой квартире, не любила вообще тут бывать и старалась придумать предлог, чтобы в гостях и не появляться.

Ну не было у нее ни узких платьев в пол, ни бриллиантов, ни врожденного аристократизма. Обыкновенная она баба, Соня Орехова-Кошкина: и фигура не точеная статуэтка, и профиль отнюдь не римский, и волосы не кудрявы, и даже глаза не навыкате, как на портрете Александра Первого (портрет, кстати, тоже на стене в квартире Кошкиных висел).

Словом, невестка, теперь уже бывшая, Альбину Виленовну категорически не устраивала: ни рыба ни мясо. И даже красный диплом местного вуза и рождение внучки-вундеркинда не смирили боярыню Кошкину с печальной действительностью.

Совсем другое дело – Катюша! Вот та могла Бореньке стать идеальной женой. Полный Сонечкин антипод – жгучая брюнетка, стройная и длинноногая, как газель, с огромными черными глазами и выдающимся носом, откровенно напоминающим об армянских корнях.

К тому же, в свои тридцать два Екатерина была уже главным бухгалтером, да не где-нибудь, а в центральной районной поликлинике. Против такого козыря была бы бессильна даже самая головокружительная карьера. Ибо связи в поликлинике для пенсионерки – это святое.

Словно этого было для Сонечки недостаточно, у “дочери маминой подруги” был целый букет очевидных достоинств: она была великолепной хозяйкой, прекрасно готовила, помогала матери на дачном участке и, о ужас, пекла вполне съедобные торты.

Результат ее нелегких трудов сейчас возвышался в центре стола, и даже пристрастная Соня была вынуждена признать: великолепен. Леся же, как увидела это чудо кондитерского искусства, замерла восторженной белочкой и захлопала в ладоши.

– Ой, а его точно есть можно? – тут же спросила она, немало позабавив собравшихся чинно гостей.

Соня всех знала отлично, и глаза бы ее их не видели. Всех. И Ольгу Геннадьевну с невзрачным и безымянным мужем, и ее дочь Катю, и Матвея Францевича – проректора местной технологической академии с какой-то-там по счету супругой. Видимо, в честь великого юбилея были приглашены еще две незнакомые Сонечке тетеньки предпенсионного возраста, ярко накрашенные и молодящиеся.

– А ягоды настоящие? А рожок? Это что, рог изобилия, да?

– Да, мой хороший, – доброжелательно и очень мило улыбнулась Катя Олесии. – Ты знаешь легенду про Зевса и его козочку, радость моя?

– И про Кроноса, поедающего своих детей? – тут же оживилась девочка. – Кто ж ее не знает?

Соня про себя подумала, что вот она, дура почти деревенская, необразованная и бесперспективная совершенно, древнегреческую мифологию помнит местами и смутно. А Катя, всегда ее раздражавшая, действительно идеальная кандидатура на роль новой Борисовой жены.

Они бы и вместе отлично смотрелись: крупный и представительный Боря, стремительно уже лысеющий и брюшко отращивающий так же быстро, и миниатюрная Катерина. Альбина Виленовна, очевидно, с Соней была в кои-то веки солидарна:

– Ах, Катенька такая умница! У нее ведь два высших образования: экономическое и филологическое. Кстати, она помогала мне готовить! Ведь дочери у меня нет…

Соня мысленно с ней согласилась. Катю, между прочим, ставили ей в пример с первого дня замужества: дескать, вот какая девушка, и куда только Боренька смотрел… А смотрел Боренька, очевидно, в светлые глаза своей супруги и на ее совершенно естественный полный третий размер груди. Хотя бы в этом Соня плоскогрудую Екатерину обскакала.

– Ой, Олесия, у меня ведь для тебя подарок, – всплеснула руками чернобровая нимфа. – На новый год. Чуть запоздалый, но это неважно, наверное.