Откуда у этих двоих столько терпения? Платят так хорошо? Ой! Надо будет спросить, сколько она должна теперь Эндрису. Потом. Сейчас ей не хотелось прерывать этот уютный процесс: майонезомешание.

– Я не покупаю его никогда. Это же просто, смотри: эмульгатором у нас тут работает яичный лецитин. Можно яйцо заменить на горчицу, но тогда майонез будет острым, а нам нужен нейтральный. Очень важное условие в этом всем волшебстве: жидкости и эмульгатор должны быть одинаковой температуры. А яйца у меня недопустимо холодные.

Прозвучало настолько двусмысленно, что Соня рефлекторно фыркнула. Эндрис воззрился на нее с таким откровенным удивлением, что пришлось отворачиваться, пряча предательски вспыхнувшие щеки. Фу, Соня. Нельзя так. Это все либидо, конечно, нормального секса не было у нее уже… очень давно. Женское естество не спрячешь на антресоли, к сожалению. Вздохнула.

Оказавшийся рядом мужчина вложил в руки ей два тех-самых-недопустимо-холодных яйца.

– Холодные, – все еще отворачиваясь, проговорила она.

– Так согрей, – прозвучал низкий голос над головой.

Соня глаза подняла, и ее вдруг качнуло. До чего ж красивые у него глаза! Светлое серебро с яркими искрами льдистой голубизны. Так бывает с февральском льдом, он играет всеми красками уже прошедшей зимы. И зрачки. О! Ей сейчас показалось – они вытянулись в тонкую вертикаль, разрезая лед радужки.

Дофантазировалась ты, Сонечка. Надо все это заканчивать, бедный Эндрис осип уже от твоей бестолковости.

– Эй! Вы там помните вообще, что у нас Новый год? – на кухню к ним заглянула Снегурочка. – А мы все за стол еще не садились вообще-то! А кому-то еще скоро ехать обратно. Не знаю даже кому…

Она улыбалась, а Дед Мороз тем временем слушал лекцию о детских болезнях и даже умудрялся вставлять в поток этих слов нечто эпическое, вроде: “Да! Дети страдать не должны, это важно!” или “Помню мальчика одного со скарлатиной, когда я пришел к нему на Рождество, он не мог спеть свою песенку, но сказка должна быть у всех, правда?”

– Она скоро устанет. Уже засыпает совсем, – поймав Сонин взгляд, констатировал Эндрис.

Снегурочка только рукой махнула.

– Справимся. И не такое укладывали. В честь Нового года можно ведь без умывания на ночь и прочих условностей? – Соня молча кивнула. – Отлично! Давайте хоть по Лиссабонскому времени Новый Год встретим. Раз уж Лондон с Парижем уже профукали. Прямо тут и накрывайте, гостиную мы, боюсь, теряем.

Еще раз широко улыбнулась и выскользнула обратно на поле сражения за Лесино детское счастье.

– Я… Эндрис, сколько я вам должна? – от волнения Соня снова перешла на “вы”, нервно перекатывая яйца в руках.

Мужчина забрал у нее эти два несчастных белых предмета и усталым голосом сказал:

– Брось. Ты совершенно правильно мне указала: за свои слова надо всегда отвечать. Особенно перед ними, – и кивнул на гостиную.

Шум там утихал, нежным голосом Снегурочка тихо рассказывала сказку. Новогоднюю. Леся все же ребенок. Еще очень маленький: слушала она внимательно, спрашивала, поправляла, но… верила каждому слову.

– Но я так не могу! Это же… как минимум на бензин сколько потрачено! А актеры?

– Это мои племянники. Кхм, кхм, многоюродные. Короче родственники. Я забрал их… с одного любительского спектакля. Так что… э-э-э… грим тоже не стоил вообще ничего. И весь антураж.

Он говорил, очень спокойно взбивая этот свой соус-эмульсию-майонез. Шикарный, между прочим: густой, чуть желтоватый, он даже пах очень вкусно.

– А все это? – кивнула на стол, заваленный и заставленный всякими вкусностями.