– Только по статьям в газетах, – ответил я. – Если не ошибаюсь, он – прославленный охотник-любитель. Делает большие деньги. Водит дружбу с Марлен Дитрих. Его книги экранизируются. По-моему, он живет в Ки-Уэст.

– Жил раньше, – поправил меня Гувер. – Несколько лет назад он перебрался на Кубу и годами находится там безвыездно. Сейчас он со своей третьей женой живет неподалеку от Гаваны.

Я ждал.

Гувер вздохнул, протянул руку, коснулся Библии, лежавшей на его столе, и опять вздохнул.

– Хемингуэй – лжец и выдумщик, специальный агент Лукас. Лжец, хвастун и, возможно, коммунист.

– В каком смысле – лжец? – спросил я, гадая, почему это так волнует Бюро.

Гувер вновь улыбнулся. Уголки его губ чуть раздвинулись, на мгновение показав мелкие белые зубы.

– Минуту спустя вы увидите его досье, – сказал он. – Впрочем, могу привести один пример. Во время войны Хемингуэй водил в Италии санитарный фургон. Рядом с ним взорвалась мина, и его доставили в госпиталь со шрапнельными ранами. Год спустя Хемингуэй заявил репортерам, что его вдобавок настигла очередь, выпущенная из крупнокалиберного пулемета – одна из пуль задела коленную чашечку, – и после этого он протащил раненого итальянского солдата сто пятьдесят шагов до командного поста и только там потерял сознание.

Мне оставалось лишь кивнуть. Если Хемингуэй и впрямь сказал такое, значит, он действительно лжец. Ранение в колено – самое болезненное из всех, какие только можно себе представить. Если в коленную чашечку Хемингуэя угодила шрапнель и он смог пройти несколько шагов, не говоря ужо том, чтобы тащить раненого, то он – чертовски крепкий сукин сын. Однако пулеметные пули – это массивные стремительные дьяволы, назначение которых – разрывать кости и мышцы и убивать дух. Если писатель утверждал, будто бы ему в колено и ногу попала очередь и он еще нес кого-то сто пятьдесят шагов, то он, несомненно, лжец. Но что из того?

Казалось, Гувер прочел мои мысли, хотя я был уверен, что на моем лице отражалось только вежливое внимание.

– Хемингуэй хочет организовать на Кубе группу по борьбе со шпионажем, – сказал директор. – В понедельник он говорил об этом в посольстве с Эллисом Бриггсом и Бобом Джойсом, а в пятницу его принял посол Спруилл Браден, и Хемингуэй официально предложил ему свой план.

Я кивнул. Сегодня была среда. Я получил телеграмму Гувера в четверг.

– Полагаю, вы знакомы с послом Браденом, – сказал Гувер.

– Да, сэр. – Я работал с Браденом в прошлом году, когда он действовал в Колумбии; теперь он был послом США на Кубе.

– Вы хотите что-то спросить? – произнес Гувер.

– Да, сэр. Почему гражданскому лицу… писателю было позволено отнимать время у посла, предлагая идиотскую мысль об учреждении самодеятельной шпионской сети-?

Гувер потер подбородок.

– У Хемингуэя на острове множество друзей, – сказал он. – Многие из них – ветераны Гражданской войны в Испании. Хемингуэй утверждает, что в 1937 году он организовал в Мадриде группу для выполнения секретных операций…

– Это правда, сэр?

Гувер моргнул, словно изумляясь тому, что его перебили, открыл было рот и, прежде чем заговорить, покачал головой.

– Нет. Хемингуэй действительно был в Испании, но только как корреспондент. По всей видимости, разведывательная сеть – плод его фантазии, хотя он поддерживал там контакт с многими агентами коммунистов. Коммунисты бессовестно использовали его, чтобы передавать свои сообщения… а он был только рад помочь им. Все это есть в досье, которое я дам вам сегодня для ознакомления. – Гувер склонился над столом и вновь сцепил пальцы. – Специальный агент Лукас, вы будете осуществлять связь с Хемингуэем и его полоумной шайкой. Вы будете действовать под прикрытием. К Хемингуэю вас прикомандирует посольство, а не ФБР.