Он смотрел на меня с недоверием. В этот момент я заметил нечто странное в его облике.

«В доме были мужики, дружинники, – сказал я. – Они подворовывают, разве вы не знаете? Вон, в семнадцатом доме после бомбежки тоже разграбили квартиру. Чего вы на меня-то валите? Зайдите к нам в комнату, хоть всю комнату обыщите».

«А если я так и сделаю?»

«Сделайте!»

Сосед взял меня за руку и потащил наверх. Мать была на работе. Я сел на стул посреди комнаты и смотрел, как он ищет. Разумеется, он ничего не нашел.

Странной деталью в его лице была какая-то крупная родинка за левым ухом. Может быть, даже не родинка, а татуировка.

На другой день я увидел соседа на улице, когда шел из школы. Он прятался за деревом и смотрел за мной. Я сделал вид, что не заметил его.

Потом я еще раз видел его. Он не поверил и стал следить за мной. Догадался, что я куда-то спрятал вещи. Только вот никогда он не узнает, куда. Я решил больше не продолжать мою коллекцию. И так уже собрано много предметов. Для моей цели хватит. К тому же, в Москву могут войти немцы, а они-то уж всё на свете найдут, фашисты.

Дверь в комнату замаскирована надежно. Идея моя уже осуществлена. Только вот загадка: что это за «масленка» такая и почему она для дяди Толи так важна?

24 сентября 1941 г.

Выбрал, наконец, момент, и вот я снова здесь, в моем тайнике, с моей керосиновой лампой, которая через 50 лет также, как и всё тут, станет антикварным товаром…

Квант вспомнил, что одна керосиновая лампа стояла не среди прочих вещей, уложенная на хранение, а просто на свободном участке пола, рядом с табуреткой, на которой он сидел. Квант даже нагнулся и болтнул лампу. Пусто. Если там и оставался керосин, то за десятилетия он давно испарился через фитиль. Лампа была и вправду антикварной, изготовленной в тридцатые годы двадцатого века… Квант читал дальше…

Конец ознакомительного фрагмента.