Северянин какое-то время стоял неподвижно. Затем шагнул вперёд.

Кена попыталась отползти, но северянин поймал её за подбородок и потянул вверх, заставляя смотреть себе в глаза.

– Льеф захотел тебя, да?

Кена сглотнула, не зная, как отвечать. Северянин усмехнулся. Красивое лицо его озарила холодная улыбка, в голубых глазах стоял такой же лёд.

– Он наиграется с тобой. И выбросит, если не дурак. И тогда моё время придёт, галльская колдунья.

Северянин резко убрал руку, плащ его взметнулся вверх, и дверь захлопнулась за спиной.

Королевский двор походил на усадьбы богатых бондов: лишь величина построек давала понять, что здесь живут правители. В остальном же имения конунгов и ярлов от жилищ простых бондов отличало только наличие приёмного покоя, который называли «палатой».

Льеф остановил коня и бросил поводья треллю, вышедшему навстречу.

Днём зала, где три дня и три ночи пировали вернувшиеся из похода викинги, напоминала комнату в жилищах простых воинов и выделялась только пышностью резьбы и красотой гобеленов, укрывавших в праздничную ночь стены. Эта зала была так велика, что конунг мог в ней принимать прибывавших к нему с визитами ярлов и знатных бондов – те свободно помещались внутри со всей своей огромной свитой. А кроме того, на пиры созывались все именитые люди с окрестных земель – и для них тоже хватало места за столом.

Льеф огляделся по сторонам.

Стены ещё были убраны цветными щитами, оставшимися после пира, шлемами и кольчугами, так что палата выглядела воинственно.

Конунг Эрик стоял в полумраке и рассматривал драгоценности.

Льеф остановился у лавки, покрытой шитым золотыми нитями «чужеземным» полавочником. Не только на кресле конунга, но и на лавках лежали великолепные подушки в наволочках, украшенных искусными узорами.

– Конунг, – окликнул воин, и только тогда Эрик обернулся.

Взгляд его, устремлённый на пасынка, был рассеянным, и всё же конунг отозвался тепло и даже с нежностью:

– Льеф?

– Да, мой господин, – Льеф склонил голову, – я пришёл предупредить, что уезжаю домой.

Конунг несколько секунд всё так же задумчиво смотрел на него, а потом кивнул собственным мыслям и сказал:

– Пойдём.

Следом за конунгом Льеф покинул пиршественную залу и, минуя главный, бревенчатый дом, протянувшийся с севера на юг, направился к ещё одному сооружению – палате, стоявшей немного особняком.

Короли, ярлы и лагманы помимо пиршественной палаты выстраивали в своих имениях специальный зал для приёмов, где проводили встречи, переговоры и советы, принимали просителей и гостей. К такому залу и повел конунг пасынка. Мужчины вошли внутрь, и Льеф остановился, разглядывая с детства знакомые стены, которые, тем не менее, давно не видел.

Столбы по обе стороны высокого сиденья, видневшегося у одной из стен и предназначенного для самого конунга, украшала резьба необыкновенного мастерства. Такие же узоры испещряли стены.

Одна часть резьбы изображала подвиги Хаддинга и его путешествие в царство мертвых, другая – сражение Видара с волком Фенриром, третья – Улля, направлявшего стрелы в цель.

Северяне часто отдавали сыновей в обучение к родичам, чтобы из них получались настоящие викинги.

Так и Эрик Красивый находил радость и пользу в том, чтобы принимать сыновей именитых соседей и обучать их на своём дворе. Первыми из таких воспитанников становились, конечно, дети его собственных братьев и знатных ярлов – таких, как отец Льефа.

Льеф попал в семью конунга, когда ему не исполнилось ещё и пятнадцати лет. С ним обходились хорошо, а за столом сажали возле хозяина. И Льеф сохранил лучшие воспоминания о временах, которые провёл в этом доме. Конунг всегда был добр к нему и относился по-родственному. Конечно, воспитанники делали работу, которая требовалась в поместье: рубили дрова и помогали кузнецу, строгали доски и делали мебель, и много чего еще. Но тем же занимались и родные сыновья – такие, как Рун.