В начале четвертого урока Инга Матвеевна достала из классного журнала белый конверт с зеленой маркой, и Вася сразу узнал его. Инга Матвеевна устремила на Перепёлкина в з г л я д.

– Перепёлкин, это твое сочинение?

Вася понял, что сейчас умрет. Но умирать надо с достоинством – не прячась в заячьей норе, а как на поле боя. Даже если ты «по правде сказать не очень смелый». Это подтвердит вам герой из любой книжки – и Маугли, и Том Сойер, и юный мушкетер Яшка Рыбохвостов, и даже Буратино. Вася встал.

–Конечно, мое. Там ведь подписано. Чья подпись, значит, того и письмо…

– Не рассуждай! Кто тебе разрешил писать т а к и е письма?!

Это был глупый вопрос. Даже детсадовским ребятам понятно, что на письма разрешения не спрашивают. И Вася сказал:

– Но я же не вам его написал.

– Да, ты сочинил его для Мики Таевской! Но Мика умная девочка и знает, что о всяких таких глупостях следует сообщать учительнице.

Вася (не забывайте, что он собрался умереть и ему было все равно) бестрепетно глянул в немигающие глаза.

– Вы всё придумали! Никаких глупостей там нет!

– Ах, придумала? Ах, нет?! Тогда слушайте.

Громким голосом Инга Матвеевна отчеканила письмо.

Кто-то нерешительно хихикнул. Раз, другой. Мика сидела неподвижно, даже бант ее ничуть не шевелился. И Вася понял, что все кончено. Если даже она теперь глянет на него глазами-бабочками, в душе его ничего не дрогнет. Конечно, Вася не был плаксой, и капли на его ресницах оказались случайно. Он махнул ресницами так сердито, что капли полетели во все стороны. И одна попала на щеку Маргариты Панченко – та сидела рядом.

– По-моему, эта Таевская свинья и ябеда, – тихим шепотом сообщила Маргарита. – Если бы мне написали такое, я бы никогда…

– По-моему, Таевская – свинья и ябеда, – отчетливо сказал Вася, глядя на неподвижный бант с горошками. Бант дернулся. А Инга Матвеевна возвысила голос до небывалого звона:

– Как! Ты! Смеешь! Да я… за это тебя на педсовет! И это письмо… там… всем!…

Вася снова взмахом ресниц сбросил капли – теперь уже с окончательным бесстрашием.

– А чужие письма читать нельзя.

– Учителю можно всё!

– Никому нельзя.

– Кто тебе это сказал?!

– Это все на свете знают. И в книжках написано.

– Я смотрю, ты уж-жасно начитанное дитя!.. Пусть отец и мать сегодня же явятся в школу! А ты… немедленно извинись перед Микой Таевской.

Вася вдруг почувствовал, что он успокаивается. Словно в нем, как в телевизоре, переключили канал – с ужастика на передачу «Спокойной ночи, малыши». Он вздохнул. И выговорил, глядя мимо банта:

– Таевская, извини меня, что я громко сказал, что ты свинья и ябеда и теперь все про это знают. И постарайся больше не делать таких свинств…

Инна Матвеевна задышала, как старый паровоз на запасных путях.

– Вон из класса! И без родителей в школу ни шагу!..

Второклассники учились во вторую смену. Поэтому дома Вася не долго томился один, почти сразу пришли с работы мама и папа. Вася собирался гордо и прямо рассказать про школьный скандал. Потому что ни в чем он не виноват! Ведь не замуж идти предлагал он этой Таевской, а просто подружиться по-человечески. Вот папа, например, говорил, что у него еще в детском саду была любимая подружка (правда, не мама).

Но гордого рассказа не вышло. Едва мама вошла и глянула на Васю, как сразу спросила:

– Что с тобой случилось?

И Вася расплакался. Взахлеб. И всю историю с письмом рассказал сквозь громкие всхлипы и отчаянные слова, что в школу больше не пойдет.

– Ну и дела… – сказал папа, когда Вася наконец успокоился (не совсем, а слегка).

– Что значит «ну и дела»! – возмутилась мама. – Твои пустые восклицание здесь не помогут!