– Ну вот, – продолжил Малыш. – Я и подумал: стоит, наверное, попытаться узнать, что еще происходило такого же неизвестного… загадочного… непонятного в здешних местах за последнее время. И это проще всего сделать именно на Гоблове.

– А почему не в Сиднее? – недоверчиво осведомилась мисс Тамм. – Лично мне кажется, что в большом порту мы и информации могли бы собрать куда больше.

Уин пожал плечами.

– Смотря какой информации, – ответил он. – Нас же не волнуют полугодовой свежести сплетни о притонах Глазго и кабаках Шанхая. А на Гоблове бывают в основном здешние торговцы и плантаторы…

– Наверняка лишь для того, чтобы упиться до полного оскотинения, – сухо прокомментировала Роника.

– Именно, – согласно кивнул Малыш. – И это нам на руку – прежде чем затуманить голову, выпивка развязывает язык… а на язык в таких случаях просится самое яркое воспоминание.

– Вот в этих ваших познаниях я не сомневаюсь ни секунды, – сказала Роника.

– А вам что, ни разу не приходилось напиваться? – удивился гном.

– Нет! – отчеканила наемница. – И я никогда не понимала существ, испытывающих к этому занятию хоть какое-то уважение.

Малыш вздохнул снова.

– Кто здесь говорит об уважении, мисс?

– Тогда я не понимаю вас еще больше. Зачем тратить время и здоровье на занятие, к которому не испытываешь уважения?

Уин вздохнул в третий раз.

– Проблема, – медленно произнес он, – заключается в том, что на этих проклятых всеми на свете богами Соломоновых островах попросту нет иного выхода.

– Как же, как же… Страшные Соломоновы острова… Уин, может, вам все-таки стоит приберечь ваши страшилки для кого-нибудь иного?

На этот раз Малыш вздыхать не стал.

– Если вы, Роника, – начал он, – чуть повернете вашу очаровательную головку влево, то сможете сполна насладиться величественными склонами острова Велла-Лавелла. Формально этот никчемный клочок суши принадлежит Британской империи. Это означает, что именно англичанам приходится присылать к его берегам крейсер каждый раз, когда здешние обитатели сожгут очередных кретинов, вздумавших основать на нем кокосовую плантацию. Или перережут экипаж трепанговой шхуны. Или просто сварят в котле пару-тройку миссионеров.

– Про их страсть к коллекционированию голов вы нам уже рассказывали, можете не повторяться.

– И не собирался. Я, – продолжил полукровка, – хотел уточнить, что на этих островах нет ничего мало-мальски ценного.

– Даже руд? – недоверчиво спросил вексиль-шкипер. – Знаешь, Малыш, я охотно готов допустить, что дикари неспособны оценить то, что лежит у них под ногами, но если за это дело возьмемся мы, гномы…

– …то не найдем ничего, кроме чертовой уймы пемзы![11] – закончил Уин.

– Странно, – сказал Викки, – в таком отвратительном месте что-нибудь ценное должно было сыскаться по Закону Всемирной Подлости. А сандаловое дерево?

– Ну, может, в здешних джунглях и отыщется сотня-другая стволов. Но как их вытащить оттуда? Вы же, – напомнил Малыш, – уже познакомились с мангровыми джунглями.

– Познакомились, да. – Лицо Викки явственно перекосилось, затем он перегнулся за борт и сплюнул. – Как припомнил, сразу в глотке донельзя отвратный вкус возник, – пожаловался он. – Такой мерзкой вони я доселе не обонял и, очень надеюсь, никогда в дальнейшем не буду. Парижская клоака по сравнению с ними выглядит парфюмерной лавкой, а уж в этом-то я специалист, поверьте.

– Я и не знал, что ею занимались гномы, – сказал Малыш.

– А я разве сказал, что работал там? – прорычал вексиль-шкипер. – Я в ней прятался… две, нет, три проклятые недели, пока эти идиоты в красных колпаках и карманьолах перерывали город сверху донизу. Очень уж им хотелось познакомить меня с их любимой «национальной бритвой».