В груди ухнуло от осознания, что я каким-то образом оказалась зимой в лесу. Нервно сунув пальцы подмышки, заозиралась, спешно застегивая верхние клепки пальто.

 Когда обнаружила справа старушку, невольно испытала облегчение. Та сцепила на животе пальцы, как смиренная матрона, и чему-то кивает.

 Я проговорила враз охрипшим голосом:

 – Вы как… Это… Где я?

 – Значится, тебе сейчас прямо по вот этой дорожке, – проигнорировав вопрос, сказала старушка. – Тебе повезло, её не замело. Так что поспешай.

 Шмыгнув замерзающим носом, я проговорила:

 – Да как же… Куда мне? Почему я должна идти?

 – Да какая же ты тугодумная, – начала вновь сердиться бабка. – Вызвалась к яге идти? Вот и иди к яге. По тропинке, тут недалеко. Мне дальше не положено.

 Случившееся со мной не вписывалось в теории материализма, эволюции и разных других теорий, отрицающих наличие тонких материй в мире. Но холодящий щеки снег, зябнущие пальцы и замерзающие стопы в ботинках, не предназначенных для хождения по снежному лесу оказались весьма убедительными.

 Нервно прочистив горло, я покосилась на тропинку, которая больше похожа на неглубокую впадину под снегом.

 – Не положено? – спросила я перехваченным голосом. – Мне что, одной туда?

 От мысли, что придется ломиться ночью, зимой через лес по телу прокатились волны паники, пульс участился, меня мелко затрясло.

 Старушка кивнула.

 – Одной, – сказала она. – Но ты не боись. Тут спокойно. Всё-таки дом яги рядом. Никто не посмеет здесь бесчинствовать. Разве что звери охотятся. Но это их законное право, сама понимаешь.

 – Как раз они меня и беспокоят, – отозвалась я нервно.

 О том, что здесь попросту можно околеть, промолчала, бабка и так смотрит на меня, как на тлю, неспособную принимать решения. Хотя всю жизнь как раз и доказываю обратное – работаю, как вол, руковожу и не даю никому спуску.

 – О зверях беспокоиться не надо, – заверила бабка, – они сами о себе побеспокоятся.

 – Не сомневаюсь, – проговорила я под нос и вновь глянула на тропинку.

 Глаза успели привыкнуть к полумраку, теперь он не кажется таким непроглядным, деревья и кусты обрели ясные очертания, даже извилины на коре смогла разглядеть. В небе за тучами мелькает половинка луны, если бы небо было чистым, видимость оказалась бы куда лучше. Но черные облака, как назло, ползут медленно, словно сытые и неповоротливые черепахи.

 – Сюда бы фонарей с нормальными лампами, – сообщила я на автомате, оборачиваясь к бабуле.

 Но обнаружила, что на месте, где она стояла, только два неглубоких следа.

 – Бабуля? – позвала я.

 Никто не ответил. Секунду я таращилась на снег, а потом осознание, что осталась посреди зимнего леса, ночью, совершенно одна, накатило девятым валом, в груди бухнуло и застучало так сильно, будто сердце решило выпрыгнуть из грудной клетки. Мелкая дрожь превратилась в крупную, я застучала зубами, вытаращив глаза и чувствуя себя кроликом на собачьей охоте.

 Неожиданно стало казаться, что за каждым деревом кто-то притаился и наблюдает, только и выжидая момент, чтобы напасть. Страх и ужас на несколько мгновений сковали, но, когда где-то от мороза скрипнул ствол, я вспикнула и сорвалась с места по тропинке.

 Тропинкой ее действительно назвали слишком громко. Возможно, когда она там была, но сейчас засыпана снегом, ноги вязнут местами почти до колен.

 Однако меня это волновало в последнюю очередь. Адреналин подпрыгнул так, что, наверное, плещет из глаз. Часто и шумно дыша, я ломилась сквозь лес, надеясь лишь на то, чтобы бабка не обманула, и дом этой непонятной яги действительно существует, потому что даже не представляла, куда идти, если это не так.