– Он Кетан, – поспешно, словно кто-то мог оспорить ее право на имя и владение, проговорила она. – Он истинно мой сын, наследник Кар До Прона, и я клянусь в том перед Силой.

Урсилла склонила голову.

– Я позову твоих женщин, – сказала она. – Нам надо отправляться, едва закончится буря.

Ироиза с беспокойством кивнула на стену:

– Ты сказала, они не узнают.

– Это так… пока. Но чем дольше мы задержимся, тем больше случайностей грозят опрокинуть наши планы, хотя я и не пожалела могучих заклятий на их исполнение. Она… – Урсилла запнулась. – Та мать… в ней есть какая-та странность. Крупица Дара…

– Тогда она узнает!

Ироиза так прижала к себе ребенка, что тот проснулся и пискнул, замахал кулачками, словно пробивал себе путь к свободе.

– Дар у нее, может, и есть, – возразила Урсилла, – но не чета моему. Ты же знаешь, мы умеем оценить себе подобных.

Ироиза кивнула:

– Но лучше нам уехать. Пришли ко мне женщин – пусть увидят ребенка и с первого часа знают, что он Кетан и принадлежит мне одной.

В соседней келье встрепенулась мать. Тень тревоги снова легла на ее лицо. Она шевельнула головой на подушке, открыла глаза. Младенец лежал на длину пальца от нее. И над ним склонялась Мудрая.

– Ах, моя госпожа, хороша доченька. Вот уж хороша! Твоя достойная дочь, госпожа. Взгляни на нее, дай ей имя, чтобы в жизни перед ней пролегла прямая дорога.

Мать радостно привлекла к себе ребенка:

– Она Айлинн, воистину моя дочь и дочь моего господина. О, скорей позови его, потому что теперь, когда Гуннора покинула меня, мне неспокойно. Скорей иди за ним.

Она прижимала к себе ребенка и ласково ворковала. Айлинн открыла глаза и пискнула, словно сомневаясь, так ли хорош мир. Женщина радостно засмеялась:

– А, доченька, добро пожаловать. Трижды и четырежды мы рады тебе. И право, жизнь твоя будет лучше моего детства. Тебя защитят мои руки, будет хранить Сила моего господина, и наши сердца – в твоих ладонях!

Буря за стенами утихала. Незнакомец с трудом выбрался из конюшни и у дверей святилища встретил Мудрую. Спеша к жене, он слышал голоса за стеной, но ему не было до них дела. Он и не заметил, как на рассвете следующего дня люди из Кар До Прона уезжали, увозя на носилках свою госпожу с ее сыном. Трое оставшихся немного спустя тоже уехали. Они обратили лица к северу, к глуши лесов, которые называли своим домом.

Кар До Прон – не самое большое из владений, которые присягнули на верность главе Красных мантий, и не самое богатое. Но то, что лежит в его границах, радует взор. Вишневые и яблоневые сады не только плодоносят в должный срок, но и дают сидр – напиток, пользующийся в Арвоне немалой славой. Есть там и злаковые поля, к осени всегда приносящие обильный урожай. Есть и овечьи отары, и добрые стада. В центре этой улыбающейся, плодоносной страны стоит замок, а около него – небольшая деревня. Она открыта солнцу, карнизы остроконечных крыш украшены затейливой резьбой. Стены домов из светло-серого камня, крыши из шифера, а резные руны расцвечены зеленью и золотом. Но сам замок, хотя и выстроен из того же камня, не блистает красками. На его башнях лежит тень, словно над ними зависло невидимое облако. В его стенах даже в летний зной обитает холодок, которого никто, кроме меня, как будто не замечал. Я же часто чувствовал, как что-то не близкое человеческому роду движется по его древним коридорам и таится в углах полутемных комнат.

Едва я начал что-то понимать, моя благородная мать внятно объяснила мне, что в будущем мне предстоит здесь править. Но ее обещания не внушали мне гордости. Я гадал, вправе ли человек называть себя повелителем этого населенного призраками места. Быть может, природная молчаливость служила мне защитой – я никогда не рассказывал ни матери, ни Урсилле (перед которой страшно робел) о своих странных и тревожных фантазиях касательно Кар До Прона.