– Что замерли?! Шляпу хватайте! – завопила Оксана Тарасовна и, бросив летавца, рванула обратно к своим девчонкам.
Подстегнутые ее криком ро€бленные с разных сторон помчались к треуголке...
Намертво спутанные между собой головы гидры развернулись вкруговую, словно лепестки раскрывшегося цветка. Как многоствольный пулемет, гидра шарахнула вокруг себя жгучими плевками. Каменные парапеты башни покрылись выжженными язвами. Закладывая крутые виражи, ведьмы разлетались из-под брызжущих во все стороны темных сгустков. Послышались истошные крики боли.
– Ирка! – Танькин визг покрыл царящую вокруг какофонию воплей. – Перекидывайся, Ирка! Перекидывайся!
Что... Зачем? – не успев додумать, Ирка начала превращаться. Крылья затрепетали за спиной, швабра улетела куда-то к подножию башни.
– Давай! Хватай шляпу! – в лучших традициях Оксаны Тарасовны, на лету наподдавая Ирке рукоятью швабры под зад, заорала Танька.
Тявкнув от неожиданности, Хортица перелетела через парапет и на разъехавшихся лапах подкатила прямо под нацеленные в ее сторону головы гидры. Замерла, завороженная мертвящим взглядом десятков змеиных глаз и боясь шевельнуть даже кончиком хвоста.
Пасти распахнулись, и длинная очередь плевков полетела в Хортицу. Она должна была выжечь тело гигантской борзой...
Встречная волна зеленого пламени окутала черную лоснящуюся шкуру, растворяя жгучие плевки на подлете.
– Шляпу, Ирка! Ничего тебе не будет, хватай! – вылетая наперерез ро€бленным, вопила Танька.
«Все-таки Танька у нас самая умная», – успела подумать Хортица, прыгая вперед.
Грозно зарычав на дернувшиеся в ее сторону спутанные головы гидры, обогнула чудовище по широкой дуге и подскочила к груде камней, на которой лежала треуголка. Клыки осторожно сомкнулись на старой ткани. В чуткие ноздри ударил острый запах нафталина и ветхости. Хортица прыгнула к парапету и успела еще увидеть парящую над зубцами швабру с Танькой и Богданом...
Серая клубящаяся муть заволокла мир вокруг нее, она почувствовала, как ее волочет куда-то, прыжок все длился и длился... Бесконечно... Пока все не исчезло.
17. Глава 17. Цыганочка с выходом
Слабый свет высоких осенних звезд царапал слезящиеся глаза. Словно толченого стекла под веки насыпали. Она подняла руку, поднесла к лицу и долго не могла понять, что это такое вдруг повисло между ней и больно колющимися звездами. Наконец разглядела собственные пальцы, смутно белеющую в темноте ладонь и с силой вытерла глаза. Попыталась сесть. Почувствовала, что одежда на ней насквозь мокрая, и тут жестокий озноб начал бить все тело.
Она принялась стаскивать с себя тяжелую от воды, мерзко пахнущую и противную даже на ощупь куртку. Смутные отрывочные образы и воспоминания мелькали в голове. Снежный вихрь высоко над городом, многоголовая гидра с голосом телеведущей, ливень, сумасшедший дедок-пассажир, стукнувший веником разъяренную гидру... Гидра плюнула в них, и они упали в воду... Старикан психованный, теперь валяется где-нибудь здесь на мостовой, если только не расшибся насмерть...
Никакой мостовой не было. Она сидела на куче прошлогодних перепрелых листьев. Влажным осенним холодом тянуло от хлопотливой неширокой речушки. Вокруг торчали облетевшие кусты, казавшиеся черными в ночном мраке. Кусты росли странно, уступами, уходили куда-то вверх, взбираясь по стене глубокого и узкого то ли оврага, то ли балки.
«Я живу в балке, – вдруг вспомнила она. – У себя дома я живу на дне городской балки».
Значит, она дома? Она снова огляделась и подумала: нет. Хотя и сама не знала, почему. Цепляясь за ветки, она неуверенно поднялась. Куртка тяжелой мокрой грудой свалилась под ноги. Она с трудом нагнулась (сильно кружилась голова), подняла. На земле под курткой лежало еще что-то... Вроде шляпа какая-то странная... Она протянула руку. Пальцы сомкнулись на ветхой ткани старинной треуголки.