– На имя Свиридовой Елены Сергеевны. Десятого апреля тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года она должна была улететь в Сочи.

– Но ведь тогда она еще не окончила школу… – напомнила Дайнека.

– По-видимому, окончание школы не входило в ее планы. Или же она собиралась вскоре вернуться. – Кораблев еще раз пошарил рукой под подкладкой. – Но только обратного билета здесь нет.

– Она хотела стать артисткой, – сказала Дайнека.

– Судя по тому, что мы видим, она ею стала, – Витольд Николаевич только развел руками.

– И что нам теперь делать?

– Кажется, в полиции тебе ясно дали понять, что их это дело не интересует.

– А что делать с билетом?

– Слетать в Сочи по нему уже не получится…

– Может быть, все рассказать Труфанову?

– Никто не будет заниматься делом тридцатилетней давности.

– Они обязаны это сделать! – возразила Дайнека.

– Обязаны, но не будут, – ответил ей Витольд Николаевич. – Тебе нужно забыть об этом и жить дальше.

Мария Егоровна начала собирать посуду. Между делом сварливо проговорила:

– Впутали в историю бедную девочку, теперь разбирайся…

Дайнека подошла к столу и взяла в руки тарелки.

– Мария Егоровна, могу я вас попросить?

– О чем?

– Позвольте мне поработать еще пару дней. Послезавтра – отчетный концерт. Вам пока нельзя напрягаться, а мне хочется поучаствовать.

Мария Егоровна посмотрела на Людмилу Николаевну, как будто спрашивая ее разрешения. Та развела руками:

– Ну, если так хочет, пусть поработает.

Перед отчетным концертом Дайнеке пришлось как следует потрудиться. В костюмерную то и дело заглядывали участники самодеятельности, примеряли костюмы, и каждому из них нужна была помощь. Как и предупреждала Валентина Михайловна, пришлось зашивать дыры, укорачивать юбки, застирывать пятна и подбирать по размеру обувь.

У каждого танцора был свой холщовый мешок, в котором хранились костюмы для каждого танца. Это упрощало работу костюмеров. Трудней всего пришлось с артистами драмтеатра. Сцена из спектакля была исторической, однако для героини не удалось подобрать платье конца позапрошлого века.

Вздохнув, Валентина Михайловна проговорила:

– Придется идти к театралам.

– Что это значит? – спросила Дайнека.

– В городе есть профессиональный Театр оперетты. На их складе хранятся костюмы от старых спектаклей. Наверняка что-нибудь подберем.

В дверь заглянул завхоз Геннадий Петрович Сопелкин.

– Надо бы и мой костюм отыскать.

– Вы тоже будете выступать? – удивилась Дайнека. – В каком жанре?

– Геннадий Петрович чечеточник, – Валентина Михайловна залезла на второй ярус хранилища и подала оттуда блестящий сиреневый костюм.

Сопелкин забрал его и горделиво пояснил:

– Отбивая чечетку, я исполняю песню, которую сочинил сам.

– Про наш Дом культуры, – добавила Валентина Михайловна.

– Талантливый человек талантлив во всем, – Дайнека воздала должное бывшему худруку.

– Прошу найти мои туфли, – напомнил Геннадий Петрович.

Валентина Михайловна спустилась вниз, открыла сундук и вынула голубые штиблеты с железными пластинами на подошвах.

– Премного вам благодарен! – Сопелкин сунул ботинки в мешок и повесил его на плечо.

– А теперь вы помогите нам, Геннадий Петрович. – Костюмерша показала ему заявку. – Нужен грим, стиральный порошок и растушевки.

– Много берете, – начальственно заметил чечеточник, однако заявку забрал. После чего удалился из костюмерной в сопровождении Валентины Михайловны.

От усталости Дайнека рухнула на мешок, стоящий в углу, и обвела взглядом всю костюмерную. Ей в голову пришла парадоксальная мысль: хранилище старых театральных костюмов – больше чем склад. Это собрание человеческих жизней, прожитых актерами на подмостках. Висят эти жизни рядами в два этажа. На плечиках, будто на человечьих плечах, покоятся высокие чувства, страсти, любовь и черные замыслы театральных злодеев. Здесь, как в жизни, не сразу поймешь, кто есть кто. За белоснежным жабо и пышными рукавами может скрываться убийца, а за простым черным камзолом – человек с большой буквы «Ч».