– Может, ее зарезал какой-нибудь ненормальный? – в порыве вдохновения предположил он. – Ну, знаете, есть ведь такие люди, которые ходят по домам и продают всякую чепуху.

– Допустим, – подозрительно легко согласился Ласточкин. – Скажите, у покойной была привычка открывать дверь незнакомым людям?

– Э… Вообще-то нет.

– И потом, вы не обратили внимания на самое главное, – добил его Ласточкин. – Покойная была одета явно для встречи с каким-то человеком. Она сделала себе прическу и тщательно накрасилась.

– Возможно, вы и правы, – без особого энтузиазма согласился жених.

– Так что, – продолжал Ласточкин, щуря глаза, – мы возвращаемся к вечному в таких случаях вопросу, а именно: были ли у вашей невесты враги? Мог ли кто-то желать ей смерти?

– Я не понимаю, – забормотал жених, – почему вам обязательно надо рассматривать все в таком ракурсе… В конце концов, мы все-таки приличные люди, а не уголовники!

Ласточкин тяжело вздохнул. Оценка умственных способностей Антона Илларионова настолько явно читалась на его лице, что не требовала никаких комментариев.

– Ладно, – сказал капитан. – Начнем с самого начала. – Он раскрыл блокнот. – Фамилия, имя, отчество потерпевшей?

– Настя… Ой, простите, Караваева Анастасия Александровна.

– Возраст?

– Двадцать три года.

Лично я дала бы ей не меньше тридцати, но, как оказалось, ошиблась бы почти на десяток.

– Год рождения?

– Одна тысяча девятьсот девяносто.

– Место работы?

Илларионов замялся.

– Видите ли, Настя не работала. У нее имелись свои средства.

– Откуда? – безжалостно осведомился Ласточкин.

– Не подумайте ничего такого, – обиделся Илларионов. – Ее дедушка по материнской линии был академиком и оставил ей приличные деньги.

– Да?

– Да. А ее дедушка по другой линии, кстати, был самым настоящим графом, но всю жизнь скрывал это. У его семьи был в Петербурге целый особняк на Английской набережной. Разумеется, в революцию особняк отняли, а отца дедушки еще и расстреляли. Кое-что, впрочем, семье удалось спасти, и они перебрались сюда, в Москву.

Вот оно, значит, что. Так вот почему мебель в комнатах выглядела так естественно, не как у современных нуворишей, где она нередко кажется неуместной и только режет глаз. Все это были фамильные вещи, передаваемые из поколения в поколение. Вещи, которые срослись с этой семьей и стали ее частью.

Ласточкин записал данные Илларионова.

– Вы прилетели из Италии этим утром?

– Да.

– Билет у вас остался?

– Да-да, конечно!

– И загранпаспорт тоже покажите.

Капитан изучил билет и загранпаспорт жениха. В романе, разумеется, в конце концов выяснилось бы, что человек, первым обнаруживший тело, солгал относительно времени своего появления в Москве, однако и билет, и штамп в паспорте неопровержимо свидетельствовали, что Илларионов не лжет. Алиби у него было железобетонное.

– Теперь я вне подозрений, надеюсь? – иронически осведомился жених, получив обратно свои бумаги.

– Извините, таков порядок, – отозвался Ласточкин. – Теперь давайте искать органайзер жертвы, или ежедневник, или файл в компьютере – словом, нечто, куда она записывала свой распорядок дня. С кем она собиралась встречаться, и так далее.

– У нее был ежедневник, – заметил Антон.

– Прекрасно, так давайте искать ежедневник. Вы не знаете, где он может находиться?

– Кажется, знаю, – сказал Илларионов.

Он поднялся с места и открыл один из ящиков комода. Внутри оказались дамские прокладки. Илларионов, покраснев, выдвинул другой ящик. Там лежали презервативы на все вкусы. В конце концов ежедневник обнаружился среди кружевных трусиков в самом верхнем ящике. Я тем временем отправилась разыскивать телефоны, которыми пользовалась жертва. Сотовых нашлось аж целых два, а к ним в придачу – аппарат стационарного телефона, стилизованный под двадцатые годы, но при этом с новейшим автоответчиком.