– Я прошу прощения, а ваш бывший муж точно скончался? Не может быть такого, что дочь решила вернуться к нему?

– Насколько я знаю, он скончался в Германии, похоронен в Мюнхене.

– Ольга зависит от вас в смысле финансов?

Римма замялась:

– Ну как вам ответить. Тут полными сведениями я не обладаю. Она наотрез отказывается принимать от меня какую-либо финансовую поддержку, но на что живет – сказать трудно. Возможно, отец оставил ей достаточную сумму ежемесячного содержания. Хотя Яша говорил мне, что основной кусок на депозите в немецком банке, и ей недоступен. По его завещанию Ольга не получит его до того, как истечет три года со дня замужества.

Я уловила замысел покойного папаши: «Ловко. По всей видимости, он не строил иллюзий относительно дочурки, та еще кобылица, вырвется на волю – и поминай как звали. Кстати…»

– Римма, я попрошу вас не обижаться. Как у Ольги с травкой, с алкоголем?

– Не курит и не пьет, – со стопроцентной уверенностью заявила мадам Еккельн, – ни капли. Я понимаю, вы можете не верить, но она презирает такого рода слабости, папина школа.

Так, версия пьяного загула отпадает. Не знаю, хорошо это или плохо.

– Теперь, пожалуй, главный вопрос: какого рода помощь вам требуется?

Римма вздохнула:

– Мне трудно сформулировать конкретно. Мне, как любой матери, хотелось бы знать, где она, все ли у нее хорошо…

– А как же телефон?

– Она не отвечает на звонки.

– Но телефон включен?

Римма достала гаджет, набрала номер, и мы вместе заслушали сообщение о том, что «абонент – не абонент».

– И так уже с сентября месяца? – уточнила я.

– Именно.

– А что говорят друзья из университета?

Она вздохнула:

– Танечка, она уже не ребенок, и это все усложняет. Она на втором курсе, и ни ее преподавателей, ни однокурсников, ни тем более друзей я не знаю. С одним разве что знакомы, но так, пару раз на чай заходил. В вузе со мной особо никто ничем поделиться не сможет. Тем более что учится она на вечернем. Сами понимаете, явку на занятия особо никто не контролирует. И к тому же семинарские занятия начались лишь с октября, и посещала ли она лекции весь этот месяц – я не знаю.

– Ну а списки присутствовавших?

Римма позволила себе улыбнуться:

– Танечка, ну неужели вы не помните, как эти так называемые списки формируются? Пустили листочки по рядам – ну и расписался каждый, за себя и за того парня.

– Да, в самом деле.

– А теперь представьте, если она вдруг узнает, что я навожу справки.

– И что же будет?

Римма покачала головой и закатила глаза.

– А как насчет соцсетей?

– Знаете, я как-то не очень владею этой квазикультурой. Да и времени особо нет.

– Понимаю. Должна вас предупредить, что я не занимаюсь наружным наблюдением и сопровождением.

Она решительно открестилась:

– Что вы, что вы! Я совершенно не это имела в виду. Мне бы хотелось знать, где она, что у нее все в порядке – не более того. И, разумеется, я готова полностью оплатить ваше время, а также по итогам – плюс сто процентов.

«А. Так это еще на два умножить надо!» – я быстро прикинула возможный объем работы и, честно признаться, порадовалась. Есть лишь несколько моментов, которые надо уточнить «на берегу»:

– А что бы вы хотели получить в качестве отчета? Надеюсь, мы обе понимаем, что я вряд ли смогу заставить ее вам позвонить и тем более привезти ее к вам в качестве доказательства. Фото, видеоотчет?

Римма, массируя висок, сообщила, что об этом не думала:

– Я полагаю, что вы лучше меня знаете, как подтверждать проделанную работу.

Я не ответила. Я, честно говоря, облилась ледяным потом или чем там можно облиться изнутри. Короче, похолодела и не могла отвести глаз от ребра ее правой руки, такой аккуратной, длиннопалой.