– Так ведь, ничем. Из лесу давно посылок не приходило. Страдаем.

Рожа у страдальца при этом случилась такая, что сразу стало понятно: все кроме воздуха у больных украли.

– А что вообще при этих язвах применяете? – не унимался Илья.

– Так, изволите видеть, они и сами прекрасно заживают. Мелкие – день, два. Крупные и глубокие – до седьмицы. У свеженьких, гляньте, по краям еще огневица осталась.

В голове гудело. Вот тебе огневица, вот кудрявая зеленуха, вот присоска, а вот декох, который самому ни в жистъ не составить. Пора было останавливать мутный словесный поток. Но Гаврила Петрович и сам иссяк, передохнул и вкрадчиво спросил:

– Не изволите ли откушать?

– Изволю.

Старший лекарь впрогибочку указал на рогожную занавеску. Егорушка ее тут же упредительно отдернул. За рогожей покоем стояли три лежака. Между ними посередине – небольшой, грубо сколоченный столик, заставленный мисками с кашей. Среди крупных разваренных рисовых зерен темнели аморфные вкрапления. Плов, скорее всего, решил Донкович. Отказаться? Как бы не так! Голодный спазм крутил внутренности с утра.

К трапезе приступили без церемоний. Слава Богу, нашлась лишняя ложка, иначе пришлось бы есть руками. Пользоваться одной ложкой на всех Илья бы не смог.

После трапезы осталось еще много каши. Гаврила Петрович махнул Егорке:

– Отнеси страждущим.

Чумазый Егорушка сначала разжимал болящему зубы, потом совал в кататонически отверстый рот ложку каши, напоследок прихлопывая челюсть. Жевали болящие пищу или нет, его не занимало. Процедура впечатляла. Терминальным ничего не дали. В принципе, при полном отсутствии лекарств – тоже метода. Но медикус пояснил по-своему:

– Давать казенную пищу отходящим не велено.

Безапелляционный рационализм примитивного общества? Возможно.

Несмотря на обилие и разнообразие новых впечатлений, после еды потянуло в сон, – три дня спал в полглаза. Илья уже приготовился стоически бороться с дремой, когда выяснилось, оба медработника и сами не прочь вздремнуть. Ночевали и вообще жили они тут же, за занавеской. Третий топчан, таким образом, достался Илье. Он с невероятным облегчением завалился на жесткое ложе и мгновенно уснул.

Как же усидел на месте! Сразу как проснулся, пошел к больным. Возле них было покойнее. Тут все понятно, просто и правильно, как у барьера, или в окопе перед узкой ничейной полоской. Я приду к тебе на помощь. Если я и не всесилен – сильнее многих. Я помогу.

Примитивно? Да. Первобытно даже – как поединок. Но сие – если копнуть глубже, под флер образования и этики – мотивация самой хирургии.

У пациента одного из пациентов оказался перелом ребер. Покосившись на заросшую волосами грудь, не ползают ли насекомые, Илья за неимением фонендоскопа приложился ухом. Пока выслушивал, как-то само собой рассудилось: если вши имеют тут хождение /ползание/ в массовом масштабе, ему все равно не спастись. Так что проблемы он будут решать по мере возникновения.

Попытка вновь завести разговор на специальные темы ни к чему не привела. На вопросы г-н старший лекарь отвечал крайне туманно.

А вы чего хотели, г-н Донкович? Чтобы вам на блюдечке вынесли драгоценные знания? Так вы, милостивый государь, сразу на место старшего товарища наладитесь.

Илья решил, что в конце концов сам до всего дойдет, и оставил «коллегу» в покое.

Однако кое-какую ценную информация он таки выловил: люди, населяющие город Дит, не болели! В лекарню же попадали травмированные, да и те – что потяжелее. Мелочь всякая самоисцелялась. Разве вот: было поветрие. Илья сказал, что знает. Ну, иногда от полнокровия приходится пиявок накинуть. От переедания… Собеседник отвлекся, переговорить с Егоркой. А раны? Раны сами заживают. Главное, вовремя кровь запереть.