– Граждане, шли бы вы куда подальше, а? – не оборачиваясь, попросил милиционер, закрывающий нам своим телом и доступ к подъезду, и обзор.

– Как вам не стыдно! Представитель власти, а ругаетесь! – взвилась незнакомая тетка с головой, густо усаженной шипастыми бигуди, что делало ее похожей на добычливого ежика.

– Ой, да замолчите вы все! – невежливо перебил женщину Сашка. – Орете, как резаные, слушать мешаете!

– Он ждет, что бомба взорвется, – объяснила я ежевидной тетеньке.

– Ой, да не дай боже! – закрестилась та. – Беда-то какая будет, и-и-и!

Подкрепляя бабий тоскливый вой, из-за угла соседнего дома, гудя клаксоном, вывернула еще одна машина – без мигалки и сирены, зато с табличкой «Телевидение» за лобовым стеклом.

Через минуту в первый ряд зевак протиснулся мой добрый приятель и коллега – оператор Вадик Рябушкин. За ним, размахивая микрофоном, как марширующая мажоретка жезлом, поспешал Аслан Буряк, человек в нашей телекомпании новый, но уже замеченный и отмеченный.

Невероятно активный и столь же самонадеянный, Аслан с разбегу занял вакантную должность, от которой с полгода отбрыкивались все наши штатные журналисты, – и.о. главного редактора. На руководящем посту Аслан без устали творил чудеса глупости, за что сразу же получил от нашего редакционного народа язвительное прозвище «Ослик ИО». А собственное имя нового главреда очень удачно переделалось из Аслан в Ослян.

– Ну, где бомба? – протолкавшись вперед, спросил Ослик ИО таким тоном, словно он ожидал, что искомую бомбу поднесут ему на блюдце с голубой каемочкой.

– Там, – мотнула я головой на подъезд.

– Привет, Ленка, – не отрываясь от видоискателя телекамеры, произнес Вадик, узнав меня по голосу.

– О, а ты что здесь делаешь? – Ослик тоже опознал меня и нахмурился, вероятно, предполагая, что я конкурирую с ним как репортер.

– Я там живу, – повторила я движение подбородком.

– Да что ты?! Вот здорово! – возликовал Ослик, неумеренно жестикулируя и азартно шевеля носом с горбинкой.

У родового дерева Аслана Буряка была сильно разветвленная корневая система, но часть отростков, несомненно, уходила за Кавказский хребет. Сей факт доказывали как знойная брюнетистая внешность, так и безумная эмоциональность Аслана.

– Как пострадавшая дашь интервью? – Ослик ИО крепко ухватил меня за локоть.

– Я пока еще не пострадавшая! – напомнила я.

– Да рванет бомба, не сомневайся, – «успокоил» меня несносный Сашка Суньков.

– Вадик, ты смотри, не отвлекайся! – забеспокоился Ослик. – Если не снимешь взрыв, будешь моим кровным врагом!

– Отчего не снять? – хладнокровно отозвался Вадик, нисколько не напуганный обещанием вендетты. – Если рванет в ближайшие тридцать секунд, запросто сниму.

– А если позже? – Мне стало интересно, чем вызвана необходимость жесткого регламента.

– А если позже, то не сниму, – пожал плечами Вадик. – У меня пленка заканчивается.

– Как заканчивается?! Мы же в ресторане только-только новую кассету распечатали! – От полноты чувств Ослик подпрыгнул, приземлившись на ногу юному Сунькову.

– Мы снимали презентацию ресторана восточной кухни, – пояснил мне оператор. – Для рекламы. А потом нам позвонили с новостью про ваш заминированный дом, чтоб его!

– Не надо, – пробормотала я.

– Да я просто хочу сказать, что эта ваша бомба оказалась жутко некстати, – извиняясь, пояснил Вадик. – Аслану, разумеется, захотелось первым из акул пера подгрести к месту событий, поэтому мы бросили недоеденный шашлык и примчались сюда.

– Ты мне зубы не заговаривай! – взвился обиженный Ослик. – Ты на что пленку извел, а?!