Горшок тяжело ухнул об стол, Купава выпрямилась и отёрла полотенцем вспотевшее лицо.
– Батюшка захворал, так что уж почивает. А Видан вот-вот подоспеет. Силки проверить отправился. А ну! – Купава повернулась к детям. – Тикайте отседова!
Она махнула на них полотенцем, и те, завизжав, ураганом скрылись в дверях.
– Деду проведайте! – крикнула она им вслед. – Он вам сказок расскажет.
– А дети есть не будут? – спросил Кирши, натягивая сапог.
Купава замялась и покосилась на двери.
– Они уже поели, – ответила она уклончиво. – Пущай с дедом повозятся. А мы тут как-нибудь сами.
Кирши хмыкнул, но ничего не сказал. Купава заметила пропитанную кровью штанину, тихо охнула, но помощи не предложила.
Дверь в сени распахнулась, и в горницу вошёл Видан, неприлично огромный и широкоплечий по сравнению со своей маленькой женой. Светлая борода и густые брови его покрылись инеем, в красных от мороза руках – по зайцу.
– Завтра жаркого наделаем! – пробасил он, складывая дичь на лавку, и покосился на Кирши. – Чтоб на всех хватило.
– Я работу сделал, – покачал головой Кирши. – С рассветом уеду.
На лице Видана промелькнуло облегчение, но он сказал:
– Оставайся, сколько знаешь, Ворон. Только лихо за собой не приведи.
Кирши в ответ только кивнул.
Расселись ужинать, и за столом тут же воцарилось молчание, от которого, кажется, больше всех страдала Купава. Она всё ёрзала на лавке и тулилась к мужу, поглядывая то на него, то на Кирши, то к себе в тарелку.
– Очень вкусная капуста. – Кирши решил развеять напряжение. Вышло неловко, но Купава немного расслабилась и неуверенно заулыбалась.
– Благодарствую. Не чета столичным кушаньям. Вам, небось, в гарнизонах ваших помудрёнее блюда подают.
– В столице, может быть, а в походах мы едим что придётся. А твоя стряпня дорогого стоит. – Кирши понадеялся, что выдал что-то вроде комплимента.
Купава зарделась и спрятала взгляд, а вот Видан покосился на Кирши неодобрительно и едва заметно придвинулся к жене.
– А это правда, о чём люди судачат? – вдруг вскинулась Купава. – Что невеста царя из-под венца сбежала?
Кирши чуть не поперхнулся от такой резкой смены темы. Так вот чего Купава мялась! Боялась спросить то, что её действительно волновало.
– А люди так говорят? – переспросил он.
– Говорят, что они с царским сынком Радомиру рога наставили, – отозвался Видан. – Опозорили его у всех на виду, и ведьма эта сбежала подальше от царского гнева. Кто-то даже поговаривает, что она чернокнижницей была.
– И говорят, после этого Радомир впал в тоску да запил, а советница его с башни выкинулась, – понизила голос Купава. – Да вот мы не знаем, чему верить, а чего сторониться. А тут ещё и поговаривают, что нечисть себя странно ведёт. Вот мы и беспокоимся.
– Это всего лишь слухи. Беспокоиться не о чем, – солгал Кирши.
Слухи не врали – по крайней мере, не обо всём. У них с Атли были неуверенные предположения, что нечисть беспокоилась из-за запретных чар Белогора, но с его смертью ничего не изменилось, стало только хуже, а значит, причина крылась в другом. Но, впрочем, Кирши это беспокоило мало, сейчас его больше волновали собственные цели. А мир… Мир пусть хоть сгорит дотла.
2. Вдали от дома
Снег медленно опускался на серый город. Огромный и каменный, словно когда-то могучий великан, которого пригвоздили к земле маленькие человечки, растерзали и устроили себе на обглоданных останках новый дом.
Василиса сидела, обхватив колени, на широкой кровати в маленькой комнатке на двадцатом этаже серого дома и боялась даже подойти к окну, чтобы её не стошнило от головокружительной высоты.