— Зачем нас вообще привязали, куда мы денемся? — спросила чернявая, зевая в рукав.

— Мне велели, я и привязал, — отозвался парень.

— А ты откуда? — Лорке было любопытно. Прочие девки были уже у малинника, а она осталась.

— Оттуда, — возница кивнул в сторону дороги, — ехал родителей навестить, год ждал, чтоб позволили. Заночевал вот у вас. Лучше б в ночь поехал. Теперь когда еще пустят…

— Жалко, — протянула Лорка, — а другие?

— А другие по другим делам. Мы же клейменые, если элфие прикажет, поперек не пойдешь. Клятва не даст. — Белобрысый отогнул ворот и показал Лорке проступающее на коже пониже ключицы темно-багровое тавро — смыкающиеся в звезду цветы и шипастая ветка по кругу.

— И нас тоже так, — она прикрыла ладошками место у себя на груди, куда стала бы печать.

Возница хохотнул и посмотрел по-иному, разглядывая Лорку с головы до пяток.

— Нет, пригожих девок они по-другому клеймят, — и рассмеялся в голос. — Иди давай, а то в пути никто не пустит, пока на дневку не станем.

* * *

Лорка метнулась к малиннику. Девки уже возвращались. И тут та, с пушистой светлой косой, Лорку за руку взяла.

— Что?

— Сходить с тобой? — предложила она и, не дожидаясь согласия, оставила подругу и пошла рядом. — Я Ива. Меня на откуп отдали, а ты как здесь?

— Сама, некому больше было, — ответила Лорка, и вдруг так ей себя жалко сделалось, едва не до слез.

— Давай живее, а то заругают, — поторопила новая подружка.

Лорка проглотила и слезы, и жалость и нырнула в малинник. Нос встретился с узорчатыми латами и мгновенно занемел. Близкие слезы будто только и ждали, хлынув из под прижмуренных от внезапной боли век.

— О, тан каан[2]! — раздалось над Лоркиной головой. — Опять ты!

Поднятая рука с серебряным ликом опустилась. Острые скулы, тяжеловатый подбородок, густые темные брови, вздернутые к вискам, и раскосые глаза. У ан’халте Верея они оказались цвета теплого янтаря.

Из кустов Лорка выбралась красная, как свекла, потому что элфие невозмутимо поодаль ждал, пока она свои дела сделает. Цапнула Иву за рукав и быстренько прочь пошла, едва не бегом. Подружка молчала ошарашенно и оглядывалась через шаг на идущего следом Верея, Лорка же чувствовала его взгляд между лопаток, и утихшие было щеки и уши снова начинали полыхать.

* * *

Следующие четыре дня были похожи один на другой, и Лорке начинало грезится, будто она всю жизнь провела в телеге, привязанная к борту. Ныли ноги от долгого сидения, и спину ломило, будто полола весь день. И в баню хотелось, или хоть в реку, и рубашку сменить. Томаш снился вторую ночь, плакал и звал, сердце выпрыгивало от беспокойства, и она просыпалась в серых сумерках, ждала пока солнце встанет. С ней по-прежнему почти не говорили. Только Ива и еще пара девок, но они рядом сидели и, как ни дичись, все время молча не проведешь. В тот день, как Верей ее из леска провожал, вообще все глядели странно.

— Смотри, а то и себе возьмет, — сказала Ива. — Наблюдает коршуном.

— Пустое, зол он на меня просто. И с чего взяла? Глаз не видно.

— Может и пустое, только все равно от злобы не так смотрят, — она поерзала, устраиваясь, и зашептала на ухо: — А я бы и не против. Они, говорят, красивые все, краше наших парней.

Ива продолжала говорить, но Лорка уже не слушала. Вытянув шею, она пыталась рассмотреть идущую впереди телегу. Она тогда не ошиблась, Гринь был среди парней. Как-то на дневке она хотела подойти, но ей не дали. Один из Стражей преградил дорогу и молча ждал, пока Лорка вернется к девкам.

— Ты чего? — шипела потом Ива. — Еще решат, что у тебя там дружок.