Во взгляде идиллийки Чимбику почудилась жалость.

— А почему вы остались, мэм? — удивился Блайз.

Несколько секунд женщина молчала, будто сама до сих пор не задавалась этим вопросом.

— Вам нужна помощь, — наконец, ответила Талика. — И мне кажется, что именно я сумею помочь лучше всех.

«Она в курсе, что её способен заменить электронный гид?» — пришло сообщение от Брауни на импланты отделения.

«Понятия не имею, — отозвался Блайз. — Но точно знаю, что задать ей этот вопрос будет невежливо».

Блайз ощутил, что на нём скрестились взгляды братьев. Концепцию «вежливости» они только начали постигать и способность брата ориентироваться в этой абстрактной среде вызывала уважение.

— Тогда начнём прогулку с ужина, мэм, — предложил сержант.

На этот раз обошлось без несчастных случаев с персоналом. Чимбик заметил, что теперь идиллийцы тщательно выдерживали расстояние между собой и репликантами. Не шарахались, не держались на почтительном расстоянии, а просто вели себя так, чтобы не провоцировать искусственных солдат. Точно так же, как он сам спокойно сидел у огня, но никогда не пересекал границу, за которой тот начинал обжигать.

Чем дольше сержант наблюдал за аборигенами, тем больше подозревал, что те успели пройти какой-то инструктаж касательно контактов с репликантами. Не только официанты и прочий персонал ресторана держали дистанцию, но и весёлые компании идиллийцев ненавязчиво обтекали группы искусственных солдат, будто река острые скалы. Но при этом девушки всё так же весело махали руками фигурам в броне, а некоторые компании зазывали странных гостей за свои столики. Блайз жаждал принять приглашение, но сержанту более близкий контакт с аборигенами не показался хорошей идеей. Рано. Сперва братьям следует понять принципы гражданского общения и уяснить, что дворняги практически всегда лгут.

Общепринятые нормы поведения — враньё по негласному договору, вежливость — враньё из желания наладить отношения, готовность помочь — враньё для привлечения туристов... Вся гражданская жизнь, по мнению Чимбика, была лишь сменой одного вранья на другое с редкими вкраплениями искренности. Почти всегда неприятными.

Но, как говорила Эйнджела, другого мира у него нет. И Чимбик собирался использовать те ресурсы, которыми располагал, для подготовки братьев к будущей жизни без поводка.

— Мэм, — отложив в сторону вилку, с которой научился худо-бедно обращаться, спросил Диего, — почему тут так много туристов? Они не понимают, что вероятность атаки на Идиллию почти стопроцентная?

— Люди склонны верить в лучшее, — промокнув губы салфеткой, ответила идиллийка.

Этими словами она вновь невольно напомнила Чимбику Лорэй. Это сходство будило в сержанте недовольство. Недавно он узнал новое понятие — кощунство. И хотя религиозным так и не стал, слово оказалось на удивление близко репликанту. Само сравнение Эйнджелы с другими идиллийками казалось Чимбику кощунственным, словно он сомневался в уникальности, неповторимости своей живой святыни. Словно каждая черта, которую он находил и в других уроженцах Идиллии, обесценивалась в Эйнджеле.

Смутные мысли свились в странный клубок в голове сержанта. Симпатия к местным начала отдавать изменой, а любое узнавание рождало неосознанную злость. На себя, на идиллийцев, на весь этот чёртов мир.

— Верить в лучшее, мэм? — озадачился Сверчок. — Игнорируя данные разведки и общеизвестные факты? Как это?

— Жизнь часто непредсказуема, и нам нравится верить, что беды обойдут нас стороной, — по лицу Талики сержант не понял, всерьёз ли она городит эту чушь. — Что правительства заключат мир, что не станут тратить ресурсы на разрушительные войны. Что Союз не решится напасть...