– Мне жаль, Олли, – сквозь плач прохрипела я. – Я никогда не хотела поступать так с тобой. Это была чудовищная ошибка, и она все разрушила.

– Ты это сделала, – безжалостно оборвал он. – Ты разрушила.

– Ты бы никогда мне этого не простил, – едва слышно сказала я.

– Но теперь ты этого не узнаешь, – холодно обронил Олли, и эти слова стали последними перед тем, как он вышел, оставив меня наедине со своими демонами и горем.

«Ребенок. У нее есть ребенок. Сын от какого-то мужчины, не от меня. Чарли была с кем-то, пока я находился в Ираке».

Это все, о чем я мог думать, когда ушел от нее. Мысли заезженной пластинкой крутились в голове, прожигая дыру.

Я был идиотом. Последним придурком и тупицей, потому что никогда не верил, что в нашем с ней разрыве виноват кто-то третий. И не предполагал, что Чарли может связаться с кем-то, пока меня нет рядом.

И обманулся. А теперь это откровение на всей скорости заехало в мое лицо.

Блядь!

Я ударил по рулю. Еще и еще раз, и едва не столкнулся со встречной машиной – пришлось съехать на обочину.

Голова разрывалась, легкие не справлялись. Хотелось выть и крушить все вокруг. Хотел вернуться к Чарли, схватить и трясти до тех пор, пока не ответит, почему? За что?

«Как ты могла поступить так с нами?»

Лживая, лживая сука!

Но мне нельзя было к ней. Прочь, подальше, как можно дальше! Я бы не смог контролировать себя и натворил бы непоправимого.

Мне хотелось причинить ей боль, такую сильную, которая сейчас терзала и выкручивала меня самого. Уткнувшись лбом в руль, сквозь стиснутые до хруста зубы издал протяжный рёв.

Это было больше, чем я мог вынести. Больше, чем хотел чувствовать. Я бы не справился сам, и мысли, которые настойчиво ломились в голову, пугали меня.

Дрожащими, кое-как справляющимися руками завел двигатель и через десять минут стоял на пороге у Майло.

– Какого черта с тобой произошло?

Я прошел мимо него, оставив вопрос без ответа. Сразу направился к буфету, где друг хранил выпивку.

Мне нужен был алкоголь и друг, который не допустит, чтобы я совершил глупость.

Очередную.

– Чувак?

Он уставился на меня, когда я вынул початую бутылку Дэниелса, и, приложившись к горлышку, сделал длинный глоток. Виски огненной волной прокатилось по горлу, но это было то, что мне и требовалось – пусть бы спалил все к чертям.

– Ты был прав насчет Чарли, – криво ухмыльнулся я, повторив глоток. – Пиздец как прав, приятель. А я идиотом, потому что не хотел слушать тебя. Но теперь, – я постучал пальцем по виску, – все изменится. Я больше не позволю делать это со мной. Нет, дружище, больше никакой Чарли с ее долбанным запудриванием мозгов!

Крепко сжимая бутылку, я упал в глубокое кресло, с облегчением прикрыв глаза.

Чарли могла валить нахер. Я больше ничего не желал слышать о ней.

2005

Чарли не хотела замечать перемен, которые произошли в Олли, но они были, и она видела их. После того, как он вернулся из лагеря, он оставался все тем же Оливером, разве только возмужавшим. Чарли испытала облегчение, когда поняла это, встретившись с ним в день его возвращения.

Это произошло не сразу, но хорошо зная его, и наблюдая за ним, Чарли улавливала эти новые, вроде бы небольшие, но перемены.

Олли стал серьезным, в чем-то немного сдержанным. В то время, как ребята из их компании дурачились, или веселились над какой-нибудь скабрезной шуточкой, Олли оставался в стороне, иногда снисходительно улыбаясь, но часто оставаясь просто безучастным. Порой о чем-то глубоко задумывался, а когда она спрашивала о чем, Олли старался изменить тему.