За пять лет не произошло никаких изменений. Трудно жить, когда тебе все равно, когда чувствуешь, что все бессмысленно, и каждый новый день – близнец вчерашнего. И никогда, никогда уже не будет так хорошо, как было рядом с Владом.

За эти пять лет у нее было много мыслей о суициде. Но что-то ее останавливало. Скорее всего, глобальное понимание существования в этом мире: ей была дана жизнь и ей надо ее прожить. Она не имеет права убивать себя. Видимо, этот путь ей зачем-то нужен.

И вот сегодня она поехала на электричке в родной дом Влада, где он вырос, ходил в школу, где еще недавно жила его мать Валентина.

Ее не стало около полутора лет назад, умерла во сне. Пережила сына на четыре года.

После похорон Марина узнала, что свой дом свекровь переписала на нее. Домик был небольшой, под Тверью, но он стал ей родным — не по крови, а по сердцу.

С Валентиной у Марины были очень теплые отношения, они каждый день созванивались, а на выходные невестка приезжала навестить свекровь.

Впервые Марина ехала в электричке и знала, что ее уже не встретят на пороге, не угостят парным молоком и теплым свежеиспеченным хлебом, не обнимут… Ее родная мать «ненавидела сантименты», как она сама выражалась, а вот свекровь при первой встрече сразу обняла невестку и даже прослезилась.

Больше года Марина не могла себя заставить приехать и увидеть пустой дом. Но вот, наконец, собралась.

Сердце гулко застучало, когда за окном показались знакомые пейзажи. Еще несколько минут, и она выйдет из вагона, перейдет дорогу, а там всего две улицы, поворот направо и серая калитка.

Марина знала, что это будет сложно, только не догадывалась насколько. Ноги еле держали ее, она зацепилась за поручень и попыталась взять себя в руки.

«Держись! — приказала она себе. — Вот дойдешь до цели и дашь волю слезам. Сейчас ты должна собраться!»

У нее получилось. Шаг, еще один, вот она уже идет по дорожке, поворачивает направо, доходит до серой калитки, достает ключ из сумочки и открывает ее. Все так быстро, суматошно, и главное не останавливаться. Нужно зайти в дом, а там уже будет легче.

Две ступеньки, просунуть ключ в дверь, закрыть ее и упереться лбом.

Все. Теперь можно. Плачь. Рыдай. Кричи. Тебя все равно никто не услышит и не увидит.

Вдоволь наплакавшись, она умыла лицо и прошлась по такому родному дому. Все было на месте: любимый платок свекрови на спинке железной кровати, белая скатерть на столе, старые фужеры в деревянном серванте. Влад много раз предлагал матери снести этот дом и построить новый, предлагал переехать к нему в Москву, но женщина даже слушать его не хотела.

Здесь прошла ее жизнь, здесь были похоронены ее родители и брат. Нет, конечно, о Москве и речи не могло быть.

Марина прошла на кухню. Тут Влад все же отвоевал небольшой ремонт: установил новую кухню и постелил деревянные доски на пол. Марина жадно втянула душистый сосновый запах, прошла в коридор, и под ногами заскрипела половица. Она невольно вспомнила, как они с Владом только поженились и приехали к маме с ночевкой. Старый друг пригласил их к себе на ужин, они засиделись и возвратились в материнский дом только под утро. Очень старались не шуметь, но эта половица сдала их с потрохами: скрипела как ржавое колесо. Они хихикали, приказывали полу не шуметь и, конечно же, разбудили маму.

Господи! Марина бы сейчас все на свете отдала, только бы еще раз увидеть его глаза, прикоснуться лбом к его и запустить пальцы в жесткие волосы. Опять слезы навернулись на глаза, она сглотнула ком в горле, как смахнула воспоминание, и взялась за уборку.