- Что-то случилось? – спрашиваю настороженно.

- Нет-нет, что может случиться? – отводит глаза та и переключается на Полинку, сидящую на руках у Демида. - Это кто такой красивый приехал к бабушке? Неужели мой сладкий Кексик?

Неужели показалось? Я почти расслабляюсь, когда замечаю незнакомого мужчину во дворе. Он возится с мангалом, отсюда я вижу лишь его крепкую фигуру и профиль. Не знаю, что чувствую. Это все очень неожиданно. Оборачиваюсь к матери:

- Это кто?

Мама вспыхивает и, будто в поисках поддержки, бросает короткий взгляд на Балашова. А у меня снова начинает дергаться веко. Неужели она и впрямь считает, что Демид её поймет, а я нет? Сколько раз я говорила матери о том, что ей рано ставить крест на собственной жизни! Сколько раз… Так почему же теперь она думает, будто я её не пойму?

- Это Сергей Михайлович. У него здесь тоже дача… мы вроде как познакомились, ну и…

Улыбаюсь. Мама смущается, как девчонка. А я радуюсь… И немного завидую.

- Мам, ну, ты чего? Я ведь не маленькая и все понимаю.

- И не злишься на меня?

- Не злюсь. Ты лучше скажи, у вас как? Серьезно это все или…

- Серьезно, - мама обхватывает горящие щеки, смеется испуганно, и я замечаю красивое обручальное кольцо на ее пальце. Вот же черт! На языке вертятся миллионы вопросов. Например, хорошо ли она его знает, и уверена ли в том, что делает. Нет, я, конечно, рада за нее, но куда спешить? Не понимаю. Может быть, во мне говорит эгоизм? Раньше мама принадлежала всецело мне и Поленке, а теперь нам придется потесниться ради совершенно незнакомого постороннего мужика.

Не знаю, что сказать. Поэтому просто бормочу банальные поздравления и осторожно сжимаю в руках. Моя мама такая хрупкая, как драгоценная фарфоровая статуэтка. Что, если её обидят? Тревога сжимает сердце.

- Ну, что мы здесь стоим? Пойдем в дом! Я уже все приготовила.

- И толт?

- И торт, конечно! Все для моих любимых сладкоежек.

- Не надо было, мам. Опять у плиты два дня стояла?

- Мне Сережа помогал…

Идем по дорожке и болтаем, я стараюсь не пялиться на маминого ухажёра, но любопытство берет свое, когда мы подходим ближе. Я встречаюсь с взглядом с мужчиной и тут же отшатываюсь в сторону. К горлу подкатывает огромный ком, я пытаюсь сглотнуть его и не могу. Он меня душит.

- Извините, я сейчас…

Бреду мимо дома, огибаю сад, между клумб с георгинами и пушистыми астрами. Мне нужно побыть одной. Мне очень и очень нужно. Легкие жжет, я почти теряю сознание. Останавливаюсь у старой ивы, обхватываю ствол рукой и, склонившись к коленям, делаю рваный вдох.

- Эй, какого черта? Ты как?

Демид подхватывает меня у самой земли, заставляет подняться. Прислоняет к дереву и тревожно вглядывается в глаза. И я понимаю, что он вообще не в курсе того, что происходило. Смешно! Но он даже не в курсе... О какой справедливости может идти речь, если следователю, которому было поручено мое дело, даже не удалось пробиться через юристов, промоутеров и прочих членов команды Балашова, чтобы допросить его самого? Ведь не удалось же! Если Демид этого самого следователя не узнал… О какой справедливости, господи?

- Отпусти меня.

- Не могу. Пока ты не объяснишь, что случилось.

Демид ласков. Он гладит меня по волосам и смотрит так, будто то, что со мной происходит, действительно имеет значение. Для него…

- Ты же ничего не знаешь? Следователи… они к тебе даже не приходили?

Балашов отворачивается. Гладит шрам на брови большим пальцем и пожимает широкими, обтянутыми фисташкового цвета рубашкой плечами:

- Этими вопросами занимались мои юристы.