Этот деревенщина Лимар и вовсе принял меня за женщину! От возмущения я буквально кипел, но и отомстить ему толком не мог. Прежде чем затевать драку, необходимо было разведать обстановку, и за женщину в первый же день меня приняли ещё дважды.

Здание, в котором меня поселили, построили так же небрежно, как и остальные: в стыки между камнями не то что иголка, а порой и палец мог пролезть. Мебель в комнате стояла грубая, деревянная. Казалось бы, разве можно из этого прекрасного материала изготовить что-то настолько нелепое? Несуразные здания, некачественная одежда, вульгарная подвешенная к потолку кровать, нелепый ковёр на полу, неуклюжий шкаф, аляповатые кресла и колченогий стол, — всё вызывало отторжение и тоску по прекрасным привычным вещам. И дело не в том, что я родился в одной из самых знатных семей Великого Леса. Ни один перворождённый не стал бы использовать настолько кустарные и плохо сработанные предметы. Иначе как поделками их и назвать-то было нельзя.

Мне казалось, что находиться в тюремной камере невыносимо, но сейчас-то я был на свободе. И эта комната, полная шероховатостей и недоделок, вызывала ярость вперемешку с тоской. Только сейчас я понял, насколько глубока месть Советника. Его шлюха-дочь не стоила ни капли потраченной на неё магии, ни единого мгновения, ни одного взгляда. Надо было высмеять её, заклеймить потаскухой и протащить за волосы по центральной улице города, как поступали в древности с неверными жёнами. И точно не стоило ломать из-за неё судьбу и обрекать себя на использование убогих вещей до конца жизни.

Меня поселили в мужском общежитии. На четыре корпуса для работников мужского пола приходился один семейный, к которому нам запрещалось даже подходить. Женщин в Ковене жило очень мало. В городе был бордель, услугами которого пользовались все местные, и мне его показали почти сразу после разговора с Телиусом Араньясом по пути сюда.

От мысли, что придётся идти в бордель к таким же высоким мужеподобным мясистым женщинам, какие ходили по улицам, накатил очередной приступ тошноты. Я уже сомневался, правильно ли ответил на вопрос Телиуса об отношениях с Катой.

С одной стороны, открыто связать себя с крайне наивной мягкой простушкой — это очередное падение, к которому я пока не был готов. Слишком легко и просто она сдалась, не продемонстрировав ни характера, ни гордости. К чему мне такая пара? Кроме того, не оставляла надежда, что среди местных найдётся перворождённая, по такой же ошибке попавшая в этот убогий мир, как и я. С другой — сжигать мосты было бы глупо, стоило попридержать девицу возле себя, пока не определюсь.

Столовая в нашем корпусе располагалась на первом этаже. Её я нашёл по запаху. Отвратительному запаху сгнивших овощей и рыбы, которые, вместо того чтобы выкинуть, жарили на прошлогоднем прогорклом масле.

Сглотнув горькую слюну, я зашёл в просторное и светлое помещение. Лучше бы тут царила полнейшая темнота — в глаза не так сильно бросалась бы убогость убранства и обстановки. Люди вокруг ели зловонную еду, некоторые делали это с аппетитом. Подавив спазм, я вышел вон и направился в город. Должно же тут быть хоть одно приличное заведение.

Отвратительный запах преследовал меня. Казалось, что он доносился из каждой едальни и даже кондитерской. Найдя единственное заведение, где пахло просто горелым, я заказал себе суп и пирог. Еда была не особенно вкусной, но сытной и не вызывающей тошноты. Я отметил, что здесь питались исключительно обычные люди, не имеющие дара. Однако компания была для меня не важна. Наоборот, мне хотелось побыть в одиночестве, самому справиться со свалившимся на меня «счастьем» изгнания.