С тех пор его палец, обцмоктанный ею, подобно ранее сахарку, не покидал пределов голодного рта. Эол расковыривал ранку, чтобы кровь постоянно текла. Трезора хватала губами его указательный палец, как одичавший от голода дикий зверёк. А, стоило вынуть, как слёзы опять застилали глаза.

- Махорди, махорди, (Держи, держи), - шептал ей Эол, и улыбался, не веря в удачу.

В груди раскрывалась, подобно цветку, какая-то вера. Он ощущал себя Богом! Повелителем рек. Королём. Казалось, что нет в мире силы, способной его победить. Он всемогущ и бессмертен! Он - тот, кого любит Трезора.

- Мы э ху люх ун кэм, (Мы с тобой теперь одной крови), - шутил он серьёзно, и добавлял, ощущая, как сердце трепещет в груди, - Ями, ями хмине, крами, (Моя, моя девочка, принцесса).

Река устремлялась вперёд, огибая поросшее лесом прибрежье, солнце уже нисходило, сменяя прохладой ещё один день. Эол наблюдал за дорогой, а Трезора тихонько спала, с его пальцем во рту. И не было в мире той силы, что способна была ограничить его. Отобрать это счастье! И хотелось ему в этот миг, вопреки чувству здравого смысла, чтобы река не кончалась, чтобы леса по бокам от неё мельтешили бескрайними соснами. А королевство Хатони, где ему предстоит разлучиться с Трезорой, ещё как можно дольше не являлось у них на пути.

- Яс эрке ху, бэ? (Я люблю тебя, слышишь?) – признался он шёпотом, - Кун яс тухар дархи хума мэрла. Яс мурахли хо дархи, (Но я должен вернуть твою маму. Я клянусь, что верну).

Палец во рту у малышки подвинулся.

- Цмок-цмок-цмок, - ответила Трези, водя по нему язычком.

Эол надавил на фалангу, чтобы кровь потекла. Сам он не ел уже сутки. И боялся уснуть. Силы его покидали, но медленно. Сон наступал, являя за тёмными веками образ убитой им Зуры. И встрепенувшись, он снова и снова до боли сжимал кулаки.

6. Глава 6

Он разбудил её, кинув халатом в лицо.

- Дэждаве! (Одевайся), - услышала Тея и нехотя встала, прикрывая одёжкой свою наготу. Осознание быстро нагрянуло к ней и вся неприязнь проступила на заспанном, хмуром лице.

- Ни зры на я, белазур! Дэждаве, (Не смотри на меня, белобрысая! Одевайся), - бросил суриец и спрятал в широких штанах свой конец.

Халат был красивым, но грязным. Будто им вытирали полы. Однако же Тея в него завернулась и принялась ждать. Суриец, одевшись, приблизился к ней, наклонился и взял двумя пальцами за подбородок. Глаза его впились в неё, губы скривились досадливо.

- Кунтума лимбрахе, (Дорогая шлюха), - произнёс, продолжая смотреть ей в глаза, - Ми ни по кита, (Мне не по карману).

«Лимбрахе», - про себя повторила она. Этим словом её называли уже не однажды. Но что оно значило? И что означал его тон? Будто жалость сквозила в глазах. Ведь он знал, что с ней будет!

«Неужели, убьют», - подумала Тея и устало зажмурилась. В тот же миг по лицу пробежал тёплый шорох чужого дыхания, волоски бороды прикоснулись к ней раньше, чем губы. Протея не стала перечить ему. А может быть эта нежданная ласка была так нужна ей теперь? Как надежда на избавление…

За нею пришли очень скоро. Но вместо жуткого палача, что она ожидала увидеть, на пороге стояла вполне элегантная дама. На вид средних лет, но вполне молодая по яркости взгляда. От неё так отчётливо веяло жизнью иной! Которую Тея почти позабыла, добровольно оставила там, позади. Благоухание тёплых соцветий врывалось в её новый мир, и Тея вдохнула поглубже, удивлённая тем, что здесь, в этих жутких задворках, встречаются женщины явно не рабских кровей.

Между тем незнакомка вошла и, будто не видя вокруг ничего, устремилась к Протее.