Если бы он не был так смешон, жалок… А впрочем, может, именно таким и должен быть первый Он. Интересно, сколько их будет вообще и поддается ли это учету? Сто десять – это много или мало? Сколько их было у матери? Еще говорят, что существует тяга к первому, вот поэтому первый и должен быть каким-нибудь таким – чтоб не тянуло. Да. куча причин… Итак, моя дорогая графиня, ваш выбор сделан. Рыцарь вашего сердца летит к вам на крыльях Эзопа. Так кажется…

(Она лежала немо, недвижно, вспоминая, как много лет назад впервые ощутила себя голой и начала счет своим родинкам: они открывались внезапно, как бы рождаясь – родинка на бедре, крупная, а на левой груди снизу, поменьше, фамильное родимое пятно на икре, доставшееся от отца… И самая главная, предмет гордости, Божественная отметина – изумительная, коричневая, чуть ниже левого уха, огромная, величиной с трехкопеечную монету, поросшая золотистым пушком… Внезапно все ушло в сон: повторилось падение звезды, уже беззвучное, в красках, со стороны, как будто чей-то немыслимый взгляд отыскивает именно ее дверь, виллу Елена… Отец прошел и коротко оглянулся, он строил дом, ему было некогда… Нет, никогда… Там далеко она будет совсем другой, новорожденной женщиной, у нее будет много боли, много любви…)

Ровно в полдень в дверь постучались, потом тяжело и грузно вошли, она сдвинула с глаз ладонь – это был Борис Николаевич.

Он сел без приглашения боком к столику, снял соломенную шляпу, сощурился на свою газету и кисло улыбнулся, накрыл газету шляпой и разинул рот, дабы что-то сказать, но так и не сказал и рта не закрыл.

– Знаете, что у меня в руках, – сказала Анжела, садясь на постели, жестом дарующей яблоко протягивая камень, с которым только что спала.

– Ну? – вяло спросил старик.

– Он упал с неба, прямо в наш двор. Я стояла рядом, еще немного, и меня бы разнесло на куски.

– Я вам верю, девушка, – сказал Борис Николаевич и вдруг сорвался на быстрый шепот: – Анжела, я умоляю вас, не делайте этого, я не знаю, как буду вам благодарен, всем святым, небом заклинаю вас, ладно?

– Будьте покойны, мой нежный друг, я этого не сделаю.

– Правда?

– Слово офицера.

– Ну вот и хорошо, вот и договорились, а то я чуть было с ума не сошел.

Большой коричневый жук слепо ткнулся снаружи в стекло и канул вниз.

– А что вы имели в виду? – поинтересовалась Анжела.

Лицо Бориса Николаевича сделалось длинным, отчаянно тупым.

– Вы прекрасно знаете – что.

– Честно говоря, я понятия не имею.

– Вы притворяетесь, и это нехорошо. Негоже так издеваться над старым больным человеком. У меня сердце, почки, печень и многое другое.

– Ну и что? У меня тоже почки, печень, может быть и сердце, – Анжела охлопала себя по торсу, внутри которого, наверно, и вправду были какие-то органы.

– Но Анжелика! То, что вы предлагаете, немыслимо, у меня нет такой суммы…

Анжела вдруг напряглась и уставилась на говорящего:

– Продолжайте.

– Я понимаю, что вашей матушке нужно… Но если у меня нет и негде взять, не могу же я только из-за этого…

– Так, – Анжела мазнула указательным пальцем в воздухе, поверх его лица.

– Ведь между нами ничего не было, вы ведь подтвердите, где угодно. Ну, вошел, ну, дотронулся, хотел поцеловать, и то неудачно, хе-хе.

Он нервически рассмеялся.

– Понятно, а я думала… Уф! Вы меня играете, – Анжела весело посмотрела на жильца. – Сколько она просит?

– Четыре.

– Рубля?

– Боже мой, тысячи!

– Давайте двести.

– У меня только сто свободных и сейчас же съеду.