Тогда и поняла Люська, присмотревшись к Макару внимательно, что её сосед по парте вовсе не от невнимательности или лени не понимает учителя – просто у него остались отголоски той беды, и одним ухом он почти не слышал. Люська прекрасно поняла, что сам Макар стесняется про это говорить и ребятам, и учителям, и, наверное, даже матери и сёстрам.

Поэтому Люська замешкалась однажды, когда последним уроком случилась арифметика… Почему-то именно Аркадий Ильич вызывал у неё доверие, с кем можно было без опаски поговорить о чужой тайне.

– Люся? Ты сегодня что-то дольше всех собираешься? – посмотрел на ученицу Аркадий Ильич поверх своих очков, – Ты что-то хочешь спросить у меня?

Люська смущённо кивнула, не зная, как же правильно начать разговор с учителем. Но тот и сам понял серьёзность, отложил свои очки в сторону и присел за парту напротив Люси, приготовившись внимательно слушать.

На следующее утро Макара пересадили за первую парту. Люська и радовалась такой перемене, и огорчалась одновременно, потому что теперь её соседом стал задира и двоечник Сёмка Черпаков, принявшийся тут же задирать её и насмехаться над стареньким её портфелем, у которого давно сломался один из двух замков, и Люся перевязывала эту сторону верёвочкой.

Но она молча терпела все Сёмкины обиды, потому что видела, что Макару лучше там, на самой первой парте, возле учительского стола. А Сёмка… ну что же, весь класс знает, что спасу от него нет, и даже дедов ремень с пряжкой, которым Сёмку угощают дома в неделю не по разу, своего действия не возымеет.

Только однажды заплакала Люся, не выдержав насмешки Сёмки, которую он «подкрепил» действием – нарисовал на странице Люськиного учебника какую-то каракулю.

– Ой-ой, нюни распустила! – хохотал Сёмка, показывая пальцем на закрывшую лицо ладошками Люсю, – Беги, мамке жалуйся, беги!

Потом Люська всю перемену пыталась вывести это чернильное безобразие со страницы учебника русского языка, но ничего не получалось, тогда она решила после уроков сходить в библиотеку, к Надежде Валентиновне, которая уж наверняка знает, как исправить такую страшную беду.

Кое-как досидев до окончания уроков, Люська бросилась скорее в библиотеку, и уже там, не выдержав огорчения, снова расплакалась. Наденька даже испугалась, от чего же плачет её любимица, а узнав, обняла Люсю и усадила на стул рядом с собой.

– Ну что ты, я уж думала, что серьёзное случилось, – Наденька обнимала девочку и чуть покачивала, как маленькую, – Ничего мы с книгой делать не станем, чтобы не испортить её еще сильнее. Не бойся, никто не станет тебя ругать за чужую провинность, а я сегодня же поговорю с Галиной Степановной, чтобы и она знала о случившемся.

– Мне книжку жаль, – ответила Люська, прижавшись к Наденьке, – Она ведь новенькая! Мне и еще двум девочкам, как отличницам, достались совсем новые учебники, а я…

– Да, книжку жаль, – согласилась Надежда, – Но не так сильно она и испорчена! Помарка с краю, на полях, упражнения на странице видно. Успокойся, Люся, и не вздумай снова плакать из-за этого.

Когда Люська, успокоившись и напившись горячего чая вместе с Наденькой вышла из школы, то к ней немедленно подошёл не кто иной, как Сёмка, собственной персоной. Шмыгая носом и старательно отворачивая в сторону лицо, чтобы не видно было огромного фингала, украшавшего его глаз, он сказал:

– Люся, прости меня, пожалуйста, за то, что я испортил твой учебник. И вообще, за все…мои поступки меня извини, я всё понял и больше так не буду.

Зло глянув куда-то в сторону, Сёмка посмотрел на удивлённую Люську, которая уже было выставила перед собой свой старенький портфель для защиты, когда её обидчик неожиданно перед нею появился.