Но часы не поворачивают вспять.

Эмилия прикрыла глаза, позволяя темноте великой Моры на миг стереть весь окружающий мир, выморозить из сердца всё лишнее.

“Тёмная Мать, открой, что предначертано?” — шепнула она.

Часы остановились.

Ну вот и ответ, верно? Не больше, но и не меньше тоже.

Кивнув сама себе, Эмилия решительно направилась к своему шкафу: как ликарийская аристократка, прошедшая придворную школу, вещи, собранные для внезапного бегства, она держала наготове всегда.

Пережив великое множество войн и смут, понаблюдав, светски улыбаясь и обмахиваясь веером, за казнью любимой сестры, отправив на верную смерть обожаемого племянника, произнеся тем же вечером все положенные тосты на свадьбе дочери, что выходила замуж за убийцу тётки и врага их веры… После всех этих жизненных поворотов леди Эмилия знала, точно и наверняка: случиться может что угодно. В любой момент.

И, если сегодня ты счастлив, богат и любим, знай, что твой мир — лишь дом из карт.

Каким бы он ни казался надёжным, на поверку всё равно выяснится, что он может рухнуть в любой момент.

*

Разумеется, дети собрали всякую ерунду.

Тут ничего не попишешь: перед самой смертью Алия выбила у Эмилии обещание, что та не станет учить внуков ни боевой магии, ни жизненным премудростям ликарийской аристократии.

“Они должны вырасти нормальными, — говорила, помнится, дочь. — Не параноидальными психами, в любой момент ожидающими нападения и проверяющими каждый напиток на наличие яда; не странными людьми, которые даже в самые мирные времена сидят на тюках с тревожным сбором, подспудно предполагая, что в любой момент их могут прийти арестовывать или убивать; не стайкой хищников, бьющихся за мясо. С меня достаточно, спасибо! Я насмотрелась такого в детстве. Я вышла замуж за нормального, вменяемого, работящего человека со свободной душой. Я хочу, чтобы мои дети росли в здоровой атмосфере.”

И что тут возразишь?

Ну то есть как… Случись оказия, Эмилия нашла бы, что сказать в ответ.

“Жизнь не настолько проста, — сказала бы она, — и слабым в ней не место. Детей надо воспитывать, как воинов; они должны с самого начала знать, что небо в любой момент может упасть им на голову. Что богатые щедрые родители могут в любой момент оказаться в суде или на плахе, любимые братья и сёстры — однажды стать врагами в борьбе за наследство, что мир может обернуться войной, изобилие — голодом и мором, друзья — злейшими врагами. И дети должны осознавать, что один другому всегда зверь, и в эту жизнь надо уметь вгрызаться клыками и когтями. Потому что она — бой, нравится тебе это признавать или нет.”

Ещё Эмилия могла бы добавить:

“Ты объявила, что отказываешься от боевой магии и хочешь стать обычной женщиной, матерью обычного семейства, женой человека, рождённого в канаве, неспособного колдовством даже ужин без специальных артефактов разогреть. Ты отказалась от всех своих привилегий, пошла против семьи, запечатала магию, тем самым укоротив свой век — и хочешь такой же доли детям?”

Она могла бы это сказать, о да.

Но знала прекрасно, что дочь ни о чём не жалеет. И, что хуже всего — вполне вероятно, правильно делает, что не жалеет. Как показала практика, это был достойный выбор… ошибочный и отчаянный. Но достойный. И куда более смелый, чем могло бы показаться на первый или даже второй взгляд.

Потому, сидя у постели умирающей дочери, леди Эмилия не могла не дать ей требуемого обещания: есть на свете вещи священные. У леди Эмилии таких мало осталось, но – были.

Всё ещё были.

-

Так что она только мысленно вздохнула, окинув взглядом собравшуюся перед ней компанию.