– Поехали, – выдавливаю я наконец. Вряд ли мы подберемся достаточно близко к месту происшествия, но я должна любым способом узнать, что случилось. Сэм выруливает на шоссе и мчится к станции, не боясь, что его штрафанут за превышение скорости. Похоже, все полицейские и помощники шерифа округа Джонсон собрались у вокзала.

Менее чем через три минуты Сэму удается припарковаться всего в квартале от того места, где сгрудились все экипажи скорой помощи. Две машины шерифа и внедорожник начальника полиции забаррикадировали единственный вход в здание вокзала, пусть и заколоченный, где толпились пустые товарные вагоны, брошенные тут много лет назад. Немного в стороне передом к дороге стоит машина скорой помощи, готовая в любую минуту рвануть с места. Завидев машину Сэма, к нам шагает помощник. Он молод, высок и широкоплеч. Глаза бегают туда-сюда, словно высматривая что-то или кого-то. Вид у него испуганный. Скорбный.

– Вам нельзя здесь находиться, ребята, – произносит он, подталкивая нас обратно к машине.

– Но мы слышали сирены, видели огни, – объясняет Сэм. – Что случилось? Все в порядке?

– Извините, вам здесь нельзя, – повторяет полицейский. Позади него кто-то включает фары, которые внезапно выхватывают из темноты кусок станции и путей, где кипит деятельность. Женщина в лосинах и теннисных туфлях разговаривает с другим полицейским. Руки у нее упрятаны в рукава толстовки, как в муфту. Высвободив одну, женщина указывает на шпалы, а затем трет глаза, оставляя на лице странную красную полосу.

– Это кровь? – спрашиваю я громче, чем собиралась. Услышав меня, женщина смотрит на свои руки и вскрикивает.

– Мэм, – более строгим тоном произносит молодой сотрудник, – прошу, покиньте это место.

Тут мимо нас проходят врачи скорой помощи, неся к машине носилки. К ним надежно привязано небольшое девичье тело. Я забываю дышать, в горле встает ком. Пострадавшая похожа на мою Вайолет. Худенькая, с длинными темными волосами, такими же, как у дочери, но лицо девочки почти неузнаваемо. Окровавленное, опухшее, страшное.

Я пытаюсь оттолкнуть полицейского, но он скалой встает передо мной, и я отскакиваю от его твердой фигуры и спотыкаюсь. Сэм все же умудряется обойти полицейского и рассмотреть получше.

– Все в порядке, вряд ли это Вайолет! – кричит он мне.

– Ты уверен? – говорю я, изо всех сил желая ему поверить, да только Сэм ведь еще не знает моих детей…

– Какие у Вайолет волосы? – спрашивает он.

– Темные. – Сердце у меня бешено колотится.

– Тогда точно не она. Эта девочка блондинка.

У меня на глаза наворачиваются слезы облегчения.

Со своего места на утрамбованной грязи я и сама теперь вижу, что это не Вайолет. У моей дочери совсем другие уши. И волосы, которые на первый взгляд показались мне похожими на кудри Вайолет, гладкие и не темные от природы, а почернели от крови. Эта девчушка немного тоньше дочери. И все же… есть в ней что-то знакомое… но нет, не может быть. Бессмыслица какая-то.

Сэм вновь поворачивается ко мне и помогает подняться на ноги. В животе у меня крутит. Что случилось с этой девчушкой? Отчего могут быть такие повреждения? Она не попала в аварию: кроме кареты скорой помощи и полицейских машин других транспортных средств здесь нет. Упала с велосипеда? Девочка мертвенно-неподвижна, и непонятно даже, дышит ли. Ее словно растерзала собака или другое крупное животное. Со щеки свисает лоскут кожи, а на губах пузырится кровь.

Врачи торопливо поднимают пострадавшую в скорую, которая тут же срывается с места, и вопль сирены снова нарушает ночную тишину. Фургон уносится прочь, вздымая колесами клубы пыли, а я смотрю вслед и думаю, откуда же врачи узнают, кто эта раненая девочка. И как раз собираюсь задать вопрос копу, когда понимаю, что все остальные оглядываются на железнодорожные пути.