Протолкнувшись сквозь толпу абитуриентов, едва сдерживая слезы, я добежала до стоянки своего автокара. Стоило двери автоматически захлопнуться за мной, плотно встав в пазы, как я, не сдерживаясь больше, зарыдала. Громко, взахлеб и икая. Выплескивая боль от подслушанного разговора.

«Ненавижу!» – пуская пузыри, прошипела я в пустоту салона. Но спустя мгновение поняла, что нет. Не испытываю я ненависти к Маркусу, вообще больше ничего не испытываю к нему. Словно вырвала его из сердца – и все. Теперь там пустое место вместо этого исследователя. А вот боль осталась… застарелая боль. Боль от очередного предательства.

Десять лет назад произошло событие, которое сильно повлияло на нас с отцом. Мама с папой познакомились на одной из научных конференций, и папа часто рассказывал, как он тогда восхищался ее силой, умом и непривычными для любой женщины качествами. Они долгое время вместе работали, потом, в одной из экспедиций в дальние миры известной нам части Вселенной, сошлись на почве общей любви к археологии. Правда, мама больше увлекалась древними религиями, а папа – культурными и бытовыми особенностями уже забытых рас.

Спустя десять лет на свет появилась я, но, к изумлению Этирея, его жена и моя мама Юнивь воспитанием и уходом за ребенком себя не утруждала. Восстановившись после родов, она отправилась в очередную экспедицию и пробыла в ней несколько месяцев. Так отец стал мне еще и матерью, она же была для меня лишь размытым образом изредка приходящей женщины-незнакомки, которую почему-то надо называть мамой.

А еще через десять лет моя мама увлеклась одной религиозной культурой. Юнивь буквально с головой погрузилась в изучение специфического, истинно мужского культа. В последний раз она вернулась домой, уже проходя линьку перед третьим этапом. Мы с папой ее не сразу узнали – так сильно она изменилась. Они оформили развод, потом мама сообщила, что практически завершила трансформацию и смену пола. Теперь она не Юнивь Коба, урожденная Неор, а Юн Неор – мужчина и новый член закрытой сектантской группы. Она или он – мне до сих пор сложно думать о ней как о нем – исчезли из нашей жизни. Уже больше десяти лет мы не слышали о ней ничего. Мы с папой даже не говорим о ней, для него это было тяжелейшим ударом, ведь он любил ее. А теперь ему противно даже вспоминать, что прожил с ней столько лет, а сейчас она – мужчина.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла успокоиться, но вспомнив, что дома ждет отец, начала поторапливаться. Выскочила из машины, прихватив бутылку с водой, умылась, тщательно разгладила юбку и кофту, глубоко вздохнула, успокаиваясь, и вновь села в автокар.

Зум неожиданно завибрировал, оповещая, что кто-то хочет со мной связаться. Подняла руку и увидела улыбающееся лицо Маркуса.

В первый момент струсила, не хотела отвечать, затем, собрав силу воли в кулак, нажала прием вызова.

– Слушаю тебя, Маркус! – произнесла холодным бесстрастным тоном и даже мысленно восхитилась своей выдержкой – надеюсь, выражение лица тоже не подкачало.

Мужчина стер с лица так радовавшую и умилявшую меня совсем недавно улыбку и настороженно спросил:

– В чем дело, девочка?

Приподняв бровь, я иронично усмехнулась про себя, услышав вопрос. Он с первого дня знакомства называл меня так, как папа, и именно этим завоевал симпатию и расположение. Было приятно, что для него я не дылда, как обычно в школе дразнили, а девочка. Наивная! Сейчас это обращение взбесило. Значит, я – бабень, да? Подопытный образец, да? Способ продлить твою никчемную жизнь? Мысленно прокручивая все, что услышала, злилась еще сильнее. Да, Маркус прав, я пока подросток в физиологическом смысле и до второй линьки и гормональной устойчивости еще лет двадцать ждать, но жизнь заставит – быстро повзрослеешь. Так и со мной произошло: умственное развитие опережало физиологическое на много лет. Эмпат моего уровня не протянет, если быстро не повзрослеет и не научится защищать себя от воздействия окружающего мира.