Она села в кресле напротив меня, и я так тоскливо вздохнула, что не поинтересоваться, что со мной приключилось, было бы просто невежливо.

– Что с тобой приключилось? – поинтересовалась Виктория, честно отыгрывая свою роль.

– Ах, это ужасно! Я вынуждена покинуть Лондон. Здоровье, дорогая, здоровье не позволяет мне больше дышать этим ужасным воздухом… – страдания наполнили мой голос, заставляя любого проникнуться жалостью к бедной женщине. Любого, кроме Виктории.

– Какое здоровье? Насколько я помню, последний раз ты болела свинкой, и было это двадцать лет назад. Кого ты думаешь обмануть! – она выразительно посмотрела на меня, и мне не оставалось ничего, кроме как грустно пожать плечами. – Куда ты уезжаешь?

– Двадцать миль от Лондона, Уотфорд, – мрачно произнесла я. – Домик дедушки, я говорила тебе про него. Ну тот, который не видел ремонта всю свою жизнь, и стоит в отдалении даже от деревни, в глухом лесу средь вековых сосен и другой живописной чепухи, закрытый уже полвека.

– Тяга к природе, возвращение к истокам? – недоверчиво поинтересовалась подруга.

– Если бы. Вступление виконта Джонатана Стэффорда в права наследования, чтобы ему провалиться.

– Он теперь граф – титул наверняка тоже унаследовал.

– Черт, – совсем неподобающим приличной леди образом выругалась я. Это все от расстройства.

– Вот что, дорогая, подожди пару минут, я оденусь, и ты мне все расскажешь.

Зная, что за пару минут она не то, что не оденется, но даже не приступит к этой процедуре, я задумчиво уставилась на вазу с цветами, стоящую на тумбочке рядом с диваном. Виктория любила цветы. Она их обожала. Я не помню ни дня, чтобы ее комнаты не были заставлены букетами самых разных цветов – и изящные орхидеи, и каллы, и астры, и ее любимые розы… Мужчины, дарившие их, менялись, но цветы оставались всегда.

Рассказывать было особенно и нечего. Муж умер – причиной была названа остановка сердца, и я бы совершенно не удивилась, если бы узнала, что эту остановку вызвала небольшая доза свинца, сконцентрированная в пуле. В конце концов, у него были враги. И мне было плевать на них.

Но брачный контракт составлен не был, а значит, все его имущество по наследству отходило ближайшему родственнику – брату Джонатану, мне же оставалось лишь скромное содержание, на которое я могла себе позволить покупать раз в месяц шляпные булавки.

– Не повезло, – пробормотала я, глубоко вздохнув.

– Что ты там говоришь? – Виктория выглянула из-за ширмы, последними штрихами нанося пудру.

– Что не повезло мне. Никогда бы не подумала, что наш и без того несчастливый брак обернется еще большим несчастьем после того, как я стала счастливой вдовой.

– Закон суров, как-то так говорили мудрые древние, да? – Не стоило питать себя ложными надеждами, милая. Следовало составить контракт, как я и говорила. Но ты поверила в честность, и в чью, Господи, в честность Уильяма!

– Во всяком случае, умер он вполне честно. Но разве это справедливо, что мне, его законной жене, не достанется ничего? – я понуро покачала головой. – Оставить бедную, одинокую убитую горем вдову без куска хлеба, что ей и остается только идти на паперть…

– Я уверена, ты справишься! – судя по звукам, доносящимся из-за ширмы, Виктория была поглощена выбором украшений, и этот процесс занимал ее куда больше моего рассказа.

– Как? Я слабая, одинокая женщина… – я продолжала вдохновенно жалеть себя, все глубже погружаясь в пучину грусти и меланхолии.

– Сила женщины в ее слабости, ты знаешь. Но никак не в глупости, запомни это. Ты уже ничего не сможешь изменить, значит – примирись с Уотфордом. Интересно, как там с водопроводом?