За освободившийся соседний столик официант усаживает какого-то мужчину. Чтобы сохранить свое личное пространство и не вторгнуться в чужое, я смотрю строго вперед, но слышу в его голосе испанский акцент, когда он заказывает вино.

Официант приносит мне закуску – большое блюдо со свежайшей влажной и блестящей моцареллой, тонкими завитками салями и ветчины, оливками, свежими крошечными томатами и лепешкой.

– Какая красота, – выдыхаю я.

Принимаясь за еду, я переношусь в детство. После обеда в мои обязанности входило нарезать моцареллу и втыкать зубочистки в различные виды мясной закуски, которые подавали посетителям в часы скидок наряду с коктейлями «Харви Волбенгер», «Белый русский» и маминым любимым «Лонг-Айленд», который был особенно в чести.

– Простите за назойливость, – обращается ко мне мужчина, занявший соседний столик. – Вы тоже туристка?

Я как раз положила в рот особенно изумительный ломтик ветчины. С наслаждением прожевав его, я отпиваю из бокала с вином маленький глоток и только затем смотрю на мужчину. Он высок ростом, у него густые темные волосы, на подбородке щетина. На столе под рукой лежит замусоленная книга в бумажном переплете. Когда я перестала носить с собой книги?

– Да. И вы турист?

– Приехал в гости к другу, – кивает мой сосед. – Но сегодня вечером он работает, поэтому я остался один. – Мужчина приподнимает бокал. Рядом с книгой стоит бутылка вина. – Будем здоровы.

– Будем. – Я тоже приподнимаю бокал, но языком тела даю понять, что не намерена продолжать знакомство.

Он игнорирует мои намеки.

– Я собирался вон там сесть, отведать их тапас, но снова увидел вас и решил остановиться здесь.

– Снова?

– Сегодня утром. Вы, кажется, только приехали из аэропорта.

Голос у него звучный, резонирующий – музыкальный инструмент. Я внимательнее всматриваюсь в его лицо. Крупные черты – красивые, но, пожалуй, слишком агрессивные. Римский нос, большие темные глаза.

– Да, – подтверждаю я. – Но вас все равно не помню.

Мужчина прикладывает руку к груди.

– Уже забыли. – Поцокав языков, он с улыбкой склоняет набок голову. – У лифта.

– Ах, да, – мгновенно вспоминаю я. – De nada.

Он смеется. Смех у него раскатистый, жизнерадостный. Я потягиваю вино, оценивающе глядя на него. Пожалуй, не самый ужасный вариант, с ним можно бы и покувыркаться. У меня давно никого не было.

– Меня зовут Кит, – представляюсь я.

– Хавьер.

Я протягиваю ему свою тарелку с закуской.

– Салями превосходна.

Он жестом показывает на стул прямо напротив него.

– Не желаете пересесть за мой столик?

– Нет, спасибо. Оставаясь каждый на своем месте, мы оба имеем возможность смотреть на улицу.

– А-а, ну да. Понимаю. – Хавьер перекладывает на свою тарелку по ломтику моцареллы и салями.

– Да мы и так практически за одним столиком, – замечаю я, показывая на узкое пространство, отделяющее наши стулья. Он находится так близко, что я ощущаю запах его одеколона, в котором присутствуют едва уловимые пряные нотки.

– Что привело вас в Новую Зеландию?

Я пожимаю плечами. Надо бы придумать толковый ответ. Без всякой причины так далеко не летают.

– Самобытная страна, вы не находите?

– Самобытная. – Хавьер потягивает вино. В профиль его лицо очень эффектно. Прекрасно. Кажется, он не соответствует слишком многим из моих критериев при выборе мужчин.

Посмотрим.

– А вас?

Хавьер как-то грустно пожимает плечами. Еще один минус в его копилку. Страдающие мужчины для меня табу. Они вечно нуждаются в спасении, и, поскольку в детстве я видела слишком много истерзанных душ, мне приходится постоянно подавлять этот порыв.