– Может, это глупо – возлагать все надежды на американцев? Есть ведь и другие потенциальные союзники.

– Кто, например? Ситуация с каждым днем становится все более запутанной. Советский Союз включился в игру на стороне Фиделя. Мы зажаты между двумя гигантами. Сейчас любое вмешательство в кубинские дела грозит нарастанием напряжения между Америкой и Советами. Все довольно паршиво.

Действительно, для кубинцев противостояние империй – вечный источник страха и боли. На протяжении всей истории наши судьбы тем или иным способом решал кто-то другой: сначала испанцы, потом американцы. Сейчас Куба участвует в опосредованной войне двух держав.

– Думаешь, наш план когда-нибудь пустят в ход? Они правда решатся меня использовать?

– Кто? ЦРУ?

Я киваю.

– Думаю, да. Вопрос только во времени. В том, как они собираются доставить тебя на Кубу, чтобы ты встретилась с Фиделем, и как оттуда забрать. Американцы, конечно, не лучшие союзники, но без необходимости рисковать своей безопасностью не будут. Это поставило бы под удар их собственную репутацию. При нынешней напряженности между двумя странами они должны быть осторожны.

Учитывая мою историю, в частности смерть моего брата, они запросто могли бы представить все так, будто я действую по собственной инициативе, будто мной руководят только гнев и желание отомстить, а в политических махинациях я не задействована.

– Нервничаешь? – спрашивает меня Эдуардо.

– Немного. Одновременно переживаю и из-за того, что мне могут не дать шанса, и из-за того, что мне его, вероятно, дадут.

– Иногда бывает трудно сказать, когда чувствуешь себя хуже: когда не сумел ничего сделать или когда не сумел даже попытаться.

Я окидываю взглядом фигуры людей, гуляющих по пляжу. Мамаша играет на песке с двумя детьми, с виду – моя ровесница.

Насколько другой была бы моя жизнь, родись я в этой стране, а не на острове, раздираемом бесконечными противоречиями? Неужели я ходила бы с таким же самодовольным лицом, как эта американка? Или под ее внешним семейным благополучием, под пляжным загаром и белизной улыбки что-то скрывается? Может, мы все носим под кожей какие-то секреты, ведем внутренние бои? Может, эта женщина, видя, как мы с Эдуардо идем по пляжу, принимает нас за влюбленную пару, завидует мне: тому, какой красивый мужчина мне достался, и той свободе, которую дает мне отсутствие детей?

– Мы кое над чем работаем, – говорит Эдуардо, привлекая мое внимание.

– А над чем именно, ты мне не расскажешь.

Как не рассказал о динамите, который мы забирали.

– Все сложно, Беатрис. Есть вещи, в которые тебе лучше не вникать.

– Потому что я женщина?

– Нет. Потому что чем меньше людей об этом знает, тем лучше. У Фиделя повсюду шпионы.

– Я бы никогда…

– Не сомневаюсь. Тем не менее нужно соблюдать осторожность. Я по возможности стараюсь оградить тебя от всего этого, защитить. Алехандро, пока был жив, тоже тебя оберегал.

– Если ты хочешь, чтобы я была в безопасности, зачем ты все это затеял? Зачем взял меня с собой, когда поехал за динамитом? Зачем организовал мою встречу с человеком из ЦРУ?

– Затем, что я знаю, как много это для тебя значит. Как ты любила брата, как боролась против Батисты. Как веришь в Кубу и ее будущее. К тому же ты Беатрис Перес. Разве бывало с тобой когда-нибудь, чтобы ты чего-то захотела и успокоилась прежде, чем получила это?

– Даже не знаю… Либо ты понимаешь меня и веришь в меня, как никто другой, либо ты сам не успокаиваешься, пока не получаешь желаемого, а я – удобное средство осуществления твоих желаний.