Думаю, именно в тот момент я решил принять приглашение Осборна на вечеринку, оказавшуюся, как выяснилось впоследствии, гораздо более интересной, чем я мог предположить, и проводил его к выходу, ничем не выдав обиды, которую почувствовал при его последних словах.

Вернувшись в гостиную и снова усевшись на софу, я испытал еще большее раздражение, поняв, что именно имел в виду Джеймс. Дело в том, что в школьные годы об Осборне ходили слухи как о человеке «со связями». Когда бы речь ни заходила о нем, эту тему затрагивали неизбежно, и наверняка я сам не раз повторял это выражение. Меня действительно интриговало то, что он был неким загадочным образом связан с какими-то высшими сферами, хотя ни внешним видом, ни поведением ничуть не отличался от остальных. Тем не менее мне трудно было представить, чтобы я, как он выразился, «безжалостно пытал» его по этому поводу. Да, я немало размышлял над этим предметом в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет, но в школе мы с Осборном никогда не были особенно близки, и, насколько мне помнилось, я лишь раз заговорил с ним на подобную тему.

Это случилось туманным осенним утром. Мы сидели вдвоем на низкой каменной стене, окружавшей сельскую гостиницу. Кажется, мы учились тогда в пятом классе и ожидали, когда из тумана на противоположной стороне поля появятся бегуны. Мы должны были указать им дальнейшее направление кросса – вдоль раскисшей грунтовой дороги. До предполагаемого появления участников забега еще оставалось время, и мы непринужденно болтали. Уверен, именно тогда я и спросил Осборна о его «связях». Осборн, бывший, несмотря на бурный темперамент, человеком по натуре скромным, попытался уклониться от вопроса, но я не отставал от него, пока он в конце концов не сказал:

– Да выкинь ты это из головы, Бэнкс! Все это ерунда, не о чем тут думать. Просто я кое с кем знаком. У меня есть родители, дядюшки, друзья семьи. Не понимаю, что в этом необычного. – Но, сообразив вдруг, что сказал что-то не то, он осекся и, повернувшись, тронул меня за руку. – Прости, старина, мне чертовски неловко, это было ужасно бестактно с моей стороны.

Похоже, наш разговор смутил Осборна гораздо больше, чем меня. Не исключено, что, приглашая меня на вечеринку в клуб «Чарингуорт», он хотел в некотором роде загладить вину. Впрочем, как я уже сказал, в то туманное утро я был уязвлен не его, надо признать, и впрямь необдуманным высказыванием, а тем фактом, что мои школьные приятели, всегда готовые подшучивать над чем угодно, впадали в торжественную серьезность при любом упоминании о том, что у меня нет родителей. Однако, как бы странно это ни казалось, отсутствие родителей – а в сущности, и вообще какой бы то ни было родни, если не считать тетушки из Шропшира, – к тому времени давно перестало меня огорчать. Как я неоднократно указывал своим приятелям, в учебном заведении, подобном нашему, мы все научились обходиться без родителей и мое положение не было особенным. Тем не менее теперь, оглядываясь назад, я нахожу вполне вероятным, что отчасти мой интерес к «связям» Осборна объяснялся именно полным отсутствием у меня самого каких бы то ни было связей в мире за пределами школы Святого Дунстана. Я полностью отдавал себе отчет, что когда-нибудь мне придется самому налаживать такие связи и самостоятельно прокладывать жизненный путь. И мне казалось, что от Осборна я смогу узнать нечто чрезвычайно важное о том, как это делается.

Однако, упомянув о том, что меня немного покоробили последние слова Джеймса, я имел в виду вовсе не то, что он вспомнил, как я «допрашивал» его много лет назад. Скорее, дело было в его небрежно оброненном замечании, будто я был в школе «таким чудным».