Подъезжая к дому бабки, Мария еще издали увидела, что все окна в доме освещены. Не иначе, как у бабки были гости…

Заметив стоящий рядом с воротами джип дяди Кондрата, Мария сразу же поняла, кого она сейчас встретит…

Поднимаясь на крыльцо веранды и внутренне напрягаясь, Мария постаралась настроить себя на нелегкий разговор с отцом.

Распахнув дверь, она увидела сидевших за столом бабку в ее неизменном черном одеянии, отца и дядю Кондрата – маминого родного брата, осевшего в Киеве еще со времен советской военной службы.

– Явилась… – поджала губы бабка, подняв на нее обличительные, суровые глаза.

– Баб, вот за что ты меня так не любишь?! – взорвалась Мария.

– А за что тебя любить-то? – окинув ее презрительным взглядом, бросила та. – Отца бы пожалела, уж не мальчик он бегать за тобой через полстраны!

Она все еще по старой памяти считала одной страной пространство огромной в прошлом державы, растащенной теперь на национальные лоскуты.

Мария перевела взгляд на отца. Тот молча смотрел на нее и ждал, что она ему скажет.

– Пап, мы с тобой поговорим наедине, – решительно сказала она и направилась в комнату.

Но ее догнал, словно ударивший в спину, голос бабки:

– А ты чего это тут распоряжаешься? Ты тут, покамест, не хозяйка! Ишь ты, «наедине»! Мы, чай, с Кондратом тебе тоже не чужие люди… А коли такая гордая – ступай со двора! Поезжай в свой дом, там и разводи секреты…

– Мамо… – прозвучал укоризненный голос отца.

– Шо «мамо»?! Распустил девку до крайности, ниверситеты, машины, квартиры, женихи богатые, вот она теперь перед тобой хвостом и крутит. Перед людями стыдно!

Мария, замершая после первых же слов бабки и стоявшая все это время спиной к своим «не чужим людям», медленно повернулась, и, посмотрев долгим взглядом в глаза отцу, сказала ему:

– Хочешь говорить со мной, я тебя жду в машине. Ровно пять минут… – и вышла, в три шага покрыв расстояние до двери.

Через несколько минут следом за ней вышел отец, и, открыв дверцу машины, где, угрюмо нахохлившись, сидела Мария, сел с ней рядом.

Вытащив из кармана «сердешное» лекарство, он молча выдавил из плена фольги одну таблетку и сунул ее под язык.

– Ты на бабушку не обижайся, она переживает за тебя, – неожиданно мягко сказал он.

Мария недоверчиво покачала головой:

– Ты, наверное, забыл, как она меня в детстве доводила, а потом объясняла, что ей нравится смотреть, как я плачу?

– Как же, помню, – вздохнул он. – Но тогда почему ты приехала к ней?

– А куда мне было еще ехать? Дядя Кондрат меня тут же бы выдал… А мне хотелось побыть одной, где-нибудь на краю земли… – и помолчав, добавила: – Да, честно говоря, я не особо и думала тогда… Побросала в сумку на скорую руку вещи и рванула сюда, подальше от всего…

– А ко мне ты не могла прийти? – спросил отец, и лицо его обиженно помрачнело. – Разве я когда-нибудь тебя подводил?

Уловив ее отрицательное покачивание головы, он добавил:

– Я до сих пор не знаю, что у вас там произошло. Геннадий так ничего толком и не рассказал. Твердит, как заведенный: «уехала», и все.

– Да? – с интересом спросила Мария. – И он тебе ничего не объяснил?

– А что он должен был мне объяснить? – внимательно посмотрев на нее, спросил отец.

– Ага, значит, он тебе так и не сказал… – протянула Мария. – Ну что же, тогда я тебе расскажу про твоего любимого Геночку…

Помолчав, она спросила:

– Во сколько мы должны были венчаться, помнишь?

– В четыре часа, а что?

– Расписались мы в двенадцать дня, верно?

– Ну… – поторопил ее отец.

– А к часу нам пришлось вернуться ко мне домой – пересидеть до отъезда в церковь. Если помнишь, дождь тогда хлестал как из ведра, какие уж там возложения цветов и прогулки по городу! Генка со своим свидетелем, высокородным Мишелем, решили выпить коньячку для снятия свадебного стресса, а мы с Викой отказались – впереди еще предстояла церемония в церкви, нужно было оставаться в форме. Да и не принято, вообще-то, невесте с женихом на свадьбе выпивать… Ну вот. Генка с Мишелем выпили, а потом началось что-то очень странное…