Следуя указаниям Майка, мы с Крисом принесли деревянный гроб с телом покойного в часовню. Когда мы открыли крышку, мистер Хуанг предстал в своем лучшем костюме. Теперь он был уже не тем строгим мечтателем на портрете, а забальзамированным трупом с восковым лицом.

В течение всего утра к покойному приходили все новые члены семьи, каждый из которых приносил фрукты и подарки для украшения алтаря. «Эй, ты! – неодобрительно гавкнула на меня пожилая женщина. – Ты почему в красном?»

Красный цвет, ассоциируемый с радостью, не подходит для похорон в китайской культуре. Вишневое платье, в котором я была в тот день, буквально кричало: «Ха, скорбящие! Я смеюсь над вашими традициями!»

Я хотела объяснить ей, что понятия не имела о том, что семья Хуанга придет в похоронное бюро сегодня, тем более на такую ужасающую процедуру, как кремация при свидетелях. Однако вместо этого я пробормотала извинение и прошаркала вперед.

Майк уже был в крематории и разогревал одну из печей. Когда пришло время кремации мистера Хуанга, Майк настоял на том, чтобы я последовала за ним в часовню. Мы пробрались через толпу родственников усопшего, неодобрительно клацающих языком при виде моего платья, и, выкатив гроб из часовни, повезли его в крематорий. Семья Хуанг, состоящая минимум из 30 человек, пошла за нами и вторглась в то место, которое раньше было моим священным уголком.

Когда мы оказались в крематории, все родственники, включая пожилых женщин, упали на колени и начали рыдать. Плач скорбящих смешивался с ревом кремационной печи. Атмосфера была жуткой. Я стояла у входа с выпученными глазами, словно антрополог, ставший свидетелем неизвестного ранее ритуала.

Мне было сложно определить, были ли некоторые из людей на полу такими плакальщиками, приглашенными семьей. Была ли вообще такая услуга в Окленде? Их скорбь казалась весьма натуральной. Но я, опять же, никогда раньше не была в ситуации, где настолько большая группа людей позволяет себе быть эмоционально уязвимыми. Здесь и речи не шло о сдержанности.

Конец ознакомительного фрагмента.