– Ну, и что дальше? – поторопил Зубатый. – Кто этот старец?
– Юродивый. Теперь понимаю, он был юродивым, а не просто бродягой. Он не местный, откуда-то пришел. Возможно, издалека. У нас таких никогда не было.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, облик другой, и вообще… Я же работала в отделе административных органов, все крикуны были на учете. Да и наши старики не способны, нет такой дерзости. Была зима, помнишь? А он пришел босой, в рубище… Еще к старому зданию администрации. И стал кричать. Палкой грозил и кричал.
– Что он кричал? – Зубатого охватывал озноб, точно такой же, как вчера, после разговора с кликушей.
– А тебя звал!
– Меня?!
– Тебя, Толя, тебя. По фамилии звал – Зубатый. Говорят, часа полтора кричал.
– Что потом? Куда делся?
– Потом известно, кто-то позвонил, пришли милиционеры, забрали и увезли в отдел.
– И кто же он?
– Неизвестно, документов не было. В милиции сказал, ты – его правнук. То есть он твой прадед.
– Сколько же ему лет?
– Ну уж больше ста. Может, сто десять…
– Такого быть не может! В таком возрасте – и ходит босой? Нет, тут что-то не так!..
– Может, Толя, юродивый все может. Его врач осматривал, примерный возраст подтвердил. У них там есть свои способы… Его подержали сутки и выпустили. А он снова пришел к администрации и закричал…
– Что же ты ничего не сказала тогда? – постукивая зубами, спросил он. – Я же просил, чтобы все, что случилось…
– В тот момент сама ничего толком не знала. Но примерно через неделю я тебе говорила о нем.
– Говорила?
– Ну конечно! Но в то время столько юродивых приходило! Всякий народ лез, проходимцы, авантюристы… Дети лейтенанта Шмидта. Ты послушал и, наверное, забыл.
Зубатый сел на ступени постамента памятника и сжался, чтоб унять дрожь.
– Потом что было? – спросил сквозь зубы.
– Старца опять забрали и отправили сначала в дом престарелых, а потом вроде бы в психушку. Или сразу туда, я точно не знаю. А в наших диспансерах и в самом деле ад кромешный…
– В какую? Куда?
– Да, наверное, в нашу. Нужно поднимать документы в милиции, в нашей больнице…
Он не стеснялся своего озноба перед Снегуркой, но в десяти шагах маялся молодой телохранитель Леша Примак и мог видеть, как экс-губернатора колотит. Почему-то даже в такую минуту ему было не все равно, что могут подумать о нем…
– Стой! – Зубатому вдруг стало жарко. – Зачем он приходил? Помощи просил? Или что сказать хотел?
– Я же тебе говорила! – Голос у Зои Павловны стал неприятно визгливым, как у торговки. – Повторить и то страшно… Тогда думала, просто сумасшедший старик, самозванец, псих… Не узнала святого, имени не спросила… А он ведь предупреждал нас! Кричал!
Зубатый надвинулся на нее и снял кепку.
– Что?! Что кричал?
Снегурка облизнула пересохшие губы, сглотнула этот чужой голос и глянула снизу вверх.
– «Боги спят! Что же вы так шумите, люди? Если молитесь, шепотом молитесь и ходите на цыпочках. Разбудите богов до срока, опять нас беда постигнет!..» И еще что-то говорил… А к тебе пришел, чтоб ты царю об этом сказал…
В этот миг она сама напоминала блаженную…
3
На следующий день, когда внутренняя паника немного улеглась и положение уже не казалось таким опасным, как вчера, Зубатый попытался выстроить собственное отношение ко всему происходящему, поскольку тонул в неопределенности. Он делал так всегда, если в каком-то сложном вопросе не видел никакого выхода: садился за стол и, рисуя на бумаге символические фигурки зверей, которые обозначали людей и связанные с ними события, таким образом растаскивал ситуацию на составляющие. Затем сортировал картинки, раскладывая по кучкам плюсы и минусы, уничтожал, что взаимно уничтожалось, и получался своеобразный сухой остаток, с которым можно было работать.