– А деньги, между прочим, предлагают хорошие, – заметил невозмутимо Алексей, методично пережевывая овощи. – Ты не забывай, что я занялся репетиторством не из любви к преподавательскому искусству, а исключительно ради денег.
– Все равно не браться. Если ученик требует, чтобы учитель ездил к нему домой, то такой ученик учителя ни в грош не ставит и ни на копейку не уважает. С тобой там будут обращаться как с холопом, которому сделали одолжение и позволили заработать, так уж и быть, немножко денежек. Оно тебе надо?
– А денежки? – прищурился Чистяков. – Они же нужны, ты с этим спорить не можешь.
– Леш, чувство собственного достоинства нужно еще больше, с этим тоже спорить нельзя.
– А я и не спорю. Я помогаю тебе проснуться, доверчивая ты моя.
– Почему это я доверчивая? – не поняла Настя.
– Потому что ты искренне поверила, будто я размышляю над этим предложением. Смотри, как ты возбудилась, даже глазки заблестели! Чего и требовалось добиться. А то сидела как мороженый судак.
– Так!
Настя со стуком опустила на стол чашку с недопитым кофе и потянулась за сигаретами.
– Значит, никакого предложения не было?
– Ну почему? Предложение было.
– И что ты ответил?
– Асенька, мы с тобой знакомы двадцать четыре года без нескольких месяцев. Неужели тебе нужны мои объяснения на этот счет?
– Ну слава богу, – облегченно вздохнула Настя. – Но ты все-таки мерзавец, Чистяков. Меня, подполковника милиции, и так задешево прикупить!
– Так это не я мерзавец, – засмеялся он, – а ты дурочка.
– Вообще-то верно…
Настя посмотрела на часы и вскочила.
– Лешик, я пойду, пока народ не выполз на оперативные просторы. В семь утра в метро еще можно ездить, а в восемь – лучше сразу удавиться. Целую страстно, приду поздно.
– Валяй, – кивнул Алексей, – у меня в девятнадцать часов последний ученик, так что раньше двадцати одного можешь не являться.
– А первый когда?
– В девять утра. Благодаря твоему зверскому будильнику я выгадал себе два часа, чтобы поработать над докладом.
Уловив тень недоумения, мелькнувшую на ее лице, Алексей добавил:
– Напоминаю, если ты забыла: в сентябре я лечу в Хельсинки на симпозиум.
– Это я помню, но ведь сейчас только середина июня…
– Опять же напоминаю, если ты забыла: до середины июля мы колотимся над решением проблемы налогов, двадцатого июля приезжает двоюродная сестра моей матушки, немолодая и весьма нездоровая дама, которую надо будет возить по врачам и пристраивать на операцию, а потом навещать в больнице и забирать оттуда и отправлять домой, а в середине августа я обещал отцу помочь с ремонтом дачи и выделить на это мероприятие две недели. После этого сентябрь наступит как-то уж очень быстро, так что лучше подготовиться заранее.
– Да, про дачу я запамятовала, – извиняющимся тоном пробормотала Настя. – Всё, солнышко, я ушла.
Она успела добраться до работы до того, как солнце начало припекать вовсю. На свежую голову Насте удалось переделать массу полезной работы по приведению в порядок документов, касающихся текущих дел, а также материалов для аналитических справок о состоянии насильственной преступности в городе. Она уже приготовилась ровно в десять часов явиться в кабинет полковника Гордеева на оперативное совещание, когда к ней заглянул Коротков.
– Отбой воздушной тревоги, – весело сообщил он, – Колобка срочно вызывают в главк, оперативки не будет. Можешь расслабиться и покурить.
Настя ничего не успела ответить, когда дверь распахнулась и появился Виктор Алексеевич собственной персоной.
– Ну конечно, – проворчал он, – кот из дому – мыши в пляс. Уже свободе радуетесь? Сядь, Юра, разговор есть.