– Фу-у-у… Вы ещё хуже, чем бабник. Вы, Алексей Александрович, просто форменный зануда!

– Вам не угодишь!

Приехали куда-то в центр, зашли в небольшую уютную кофеенку. Смотрим меню – вполне демократичные цены, на мой взгляд. Выбираю себе айриш кофе (кофе по-ирландски).

– Выпиваете, Татьяна Юрьевна?

Давлюсь сигаретным дымом, отчего сразу же захожусь кашлем.

– В смысле, выпиваю?!

– Ну, выбрали быстро, да ещё и сразу кофе с алкоголем…

– А вы что, шпион из «Ми-6», что ли?

Смеётся.

Я потягиваю через соломинку горячий кофейный коктейль – он пьёт капучино.

Молчим.

Разговор не клеится, перебрасываемся стандартными вопросами. Я разглядываю его: лицо грубовато, и если бы не безупречный вкус, выражавшийся в тщательно подобранной одежде, красиво уложенных волосах и правильных аксессуарах, то его можно было бы назвать, скорее, очень простым. Вот переодень его в свитер, взлохмать голову – и на тебе, деревенский паренёк…

Держит спину слишком прямо, мимика скудна, но видно, что эту привычку, держать своё лицо невозмутимым, он вырабатывал специально. Всё это очень знакомо… Когда-то совсем давно, в подростковые времена, лет в пятнадцать или шестнадцать, я ходила на дискотеки, устраиваемые для детей сотрудников спецслужб. Дискотека проводилась в клубе на Лубянке-12. Там отдыхали курсанты-гэбисты, гэрэушники и прочая будущая военная элита. Именно курсанты старались казаться старше, держаться нарочито серьёзно, и именно они пытались быть иногда даже излишне интеллигентными.

– Алексей Александрович, а вы, случаем, не с Лубянки?

Чашка с капучино медленно опускается на стол, молодой человек напротив как-то весь съёживается, лицо выражает искреннее удивление и что-то похожее на испуг, что ли… Но, к его чести, он довольно быстро справляется с эмоциями и растягивает губы в неестественную улыбку.

– Вы продолжаете меня удивлять, Татьяна Юрьевна. Могу я поинтересоваться, по каким признакам вы сделали такой вывод?

– Да просто моя мама в органах работает, а папа – полковник в отставке. Я военных за версту чувствую.

– Мне уже двадцать пять лет, но я никогда не встречал никого, кто мог бы догадаться, что я в прошлом военнообязанный.

Уже двадцать пять! Очень смешно! Мальчишка! Так вот почему ты так отчаянно стараешься напустить на себя важности! Тю-ю-ю, а я-то думала… Мне стало его даже жаль. Пыжится, пыжится, а на самом деле как тот осьминог, который синьку выпускает, чтоб его не видели окружающие.

– Всё когда-нибудь случается впервые, Алексей Александрович.

– Удивительно, что этот человек – именно вы. В таком возрасте и что б такие выводы сделать… Похвально.

– Я бы с радостью поблагодарила вас за комплимент, но, боюсь, в академии вы учились посредственно. Маскировка освоена на оценку «удовлетворительно»,  а курсовая по определению возраста женщин с первого взгляда – вовсе не зачётная.

– А вы дерзите, Татьяна Юрьевна.

– Имею право. Я старше вас, Алексей. Извините, устала отчество прибавлять. Долго слишком.

– Осмелюсь спросить: могу я тоже называть вас просто Татьяной?

– Легко!

С этого взаимного признания разговор пошёл живее. Мы болтали о том, о сём, и о дискотеке на Лубянке тоже болтали, и о том, почему он, молодой гэрэушник, предпочёл военной карьере офисные войны. Он понравился мне таким: простым, без пафоса, без заморочек. Лицо ожило, и в нём стали проявляться черты милого домашнего мальчика. Я проникалась почти материнской теплотой к нему. Захотелось его обнять, прижать к себе, словно мягкую плюшевую игрушку. И в этот момент отчётливо поняла, что ничего серьёзного с ним быть не может.