Барнаби раскрыл записную книжку и посмотрел на часы. До приезда машины криминалистов из Альбукерке оставалось еще минут тридцать.

– Позвольте задать вам несколько вопросов, Филипп. Ничего, что я называю вас по имени?

– Пожалуйста, только бы расследование продвигалось.

– Сколько лет каждому из вас?

– Тридцать три, – ответил Том.

– Тридцать пять, – подхватил Вернон. Последним свой возраст назвал Филипп:

– Тридцать семь.

– Каким образом случилось, что вы прибыли все вместе? – Полицейский повернулся к Вернону. Ему показалось, что этот персонаж новейших времен менее других способен солгать.

– Отец прислал нам письма.

– Какого содержания?

– Ну… – Вернон нервно покосился на братьев. – Он толком ничего не объяснил.

Барнаби перевел взгляд на Филиппа:

– Можете что-нибудь добавить? Что хотел от вас отец?

– Без понятия.

Настала очередь Тома. Полицейский решил, что ему нравится лицо младшего из братьев. Не нахрапистое лицо.

– А вы, Том, можете мне чем-нибудь помочь?

– Мне кажется, он хотел поговорить о наследстве.

– О наследстве? Сколько лет вашему отцу?

– Шестьдесят.

– Он болен? – Вопрос был задан сержантом. Фентон подался вперед, слова прозвучали почти грубо.

– Да.

– Сильно?

– Умирает от рака.

– Простите, – извинился Барнаби и предостерегающе махнул рукой, прерывая поток бестактных вопросов своего подчиненного. – Эти письма при вас?

Все трое достали листки. Текст был написан от руки на бумаге цвета слоновой кости. Полицейский отметил, что письма оказались у каждого. Это о чем-то да говорило. Братья явно придавали значение встрече с отцом. Он взял одно из писем и прочитал:

«Дорогой Том!

Я хочу, чтобы ты явился в мой дом в Санта-Фе 15 апреля ровно в тринадцать часов. Это очень важно для твоего будущего. Я попросил о том же Филиппа и Вернона. Прилагаю сумму, необходимую для оплаты дорожных расходов. Пожалуйста, не опаздывай – будь ровно в час. Окажи своему старику последнюю любезность.

Отец».

– Может, излечился от рака или собрался отдать Богу душу? – спросил Фентон.

Филипп вытаращил на него глаза, затем перевел взгляд на лейтенанта:

– Кто этот тип?

Барнаби укоризненно посмотрел на отбившегося от рук подчиненного.

– Мы все здесь делаем одно дело – стараемся узнать, кто совершил преступление.

– Насколько я понимаю, – проворчал Филипп, – у отца не было шансов на выздоровление. Он прошел курс облучения и химиотерапии, но пошли метастазы, от которых не удалось избавиться. И он отказался от дальнейшего лечения.

– Простите, – повторил лейтенант, тщетно пытаясь вызвать в себе хотя бы малую толику сострадания. – Вернемся к письму. В нем говорится о некоей сумме, необходимой для оплаты дорожных расходов. Как велика эта сумма?

– Тысяча двести долларов наличными, – ответил Том.

– Наличными? В каком виде?

– Двенадцать стодолларовых купюр. Посылать деньги подобным образом было характерно для нашего отца.

В разговор снова вмешался Фентон:

– Сколько ему оставалось жить? – Вопрос он адресовал непосредственно Филиппу и при этом выставил вперед голову. А голова у него была отменно страшная – узкая, угловатая, лицо с тяжелыми надбровными дугами и глубоко посаженными глазами; из вывороченных ноздрей огромного носа вылезали пучки черных волос; подбородок был срезан, во рту желтели кривые зубы. Несмотря на английское имя, его кожа отливала оливковым оттенком. Фентон был по происхождению испанцем из города Тручас, что по пути к горам Сангре-де-Кристо. Сержант имел устрашающую внешность, хотя был добрейшим на свете человеком.

– Около шести месяцев.

– И зачем он вас пригласил? Раздать всем сестрам по серьгам? – Фентон, когда хотел, умел вести себя отвратительно. Но такая манера давала свои результаты.