Николай всё рассчитал правильно. В Кронштадте его знали, помнили, потому встретили хоть и хмуро, но не зло. Заявили сразу: «У нас мятежников нет, только бузотёры!» – «Так уж и нет?» – жёстко спросил Ежов. Замялись. Отвели глаза. Потом неохотно сознались: «Есть маленько. Там» «Там» – это за береговой линией, в море, где на маленьком острове возвышается форт «Император Павел I». В нём засели главари мятежа, в том числе Дыбенко. Ежову сказали: «Этих бери и делай с ними, что хочешь, но с остальными бузотёрами мы разберёмся сами!» Ежов тряхнул головой: «Ни хрена, братишки, не выйдет! Есть закон – по нему и решим. Обещаю одно: судить моряков будет военно-морской трибунал. В Кронштадте. Ваше мнение при вынесении приговоров будет учтено. И на этом баста!»


По всем документам эта сверхсекретная воинская часть проходила как «Подразделение 33». В названии была отдана дань уважения великому русскому поэту Пушкину, описавшему – если и не первым, то очень образно и ярко – захват отрядом боевых пловцов участка побережья. Помните:

«Окиян подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснётся в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря…»?

Шутки шутками, но именно так, с лёгкой руки Николая Ежова, был назван первый в Советской России Центр подготовки боевых пловцов.

Нынче его бойцам предстояло держать боевой экзамен. Задачу перед командиром группы капитаном 3 ранга Рябко ставил лично нарком Ежов.

– Карту акватории, прилегающей к острову, а также план самого форта вы, я полагаю, уже изучили?

– Так точно!

– Тогда вам известно, что в настоящее время форт используется как склад морских мин и торпед Балтийского флота? – Взгляд Ежова был строг и требователен.

– Известно, товарищ нарком! – уверенно отрапортовал Рябко.

Взгляд Ежова потеплел.

– А коли известно, Павел Ильич, то вы не можете не понимать, какими могут быть последствия, если мятежники исполнят угрозу взорвать форт при нашей попытке его захватить?

– Понимаю, Николай Иванович. Форт разлетится на куски, а его обломки накроют и Кронштадт и Ораниенбаум.

– Верно. Но и тянуть со штурмом мы более не можем. Как вам известно, мы вынуждены потакать требованиям мятежников и снабжать их продовольствием и медикаментами. Так вот. В состав продовольствия они постоянно требуют включать спиртное, с каждым разом всё больше и больше. Вам это о чём-нибудь говорит?

– Так точно! – кивнул Рябко. – Дисциплина среди мятежников падает.

– И это тоже, – согласился Ежов. – Но меня больше беспокоит возрастающая при этом вероятность случайного подрыва. Вы согласны?

– Совершенно согласен!

– Это хорошо. Значит, вы должны понимать, что много времени на подготовку операции я вам отпустить не могу. Завтра мятежники пришлют катер за очередным пополнением запасов. Иные корабли они к форту не подпускают. Сегодня вечером, много – завтра утром, вы должны представить план операции. Вопросы?

– Нет вопросов!

– Тогда свободны!


Глубокой ночью Рябко доложил план операции…

* * *

На следующий день, когда катер мятежников пришвартовался на обычном месте, ящики и мешки с припасами были уже приготовлены, как и всегда. Убедившись, что пирс пустой, караул маячит лишь у входа, моряки приступили к погрузке. Усатый боцман, руководивший работами, неладное заметил не сразу, а как заметил – стал материться.

– Ты чего, Власюк? – удивился один из моряков.

– Так, тудыт их растудыт, вина-то нет!

– Как это нет? – забеспокоился матрос и крикнул в сторону остальных:

– Братва, полундра!

Работы по погрузке прекратились. Моряки, сгрудившись вокруг боцмана, стали обсуждать возникшую проблему. Потом боцман решительно направился в сторону караула, остальные неспешно продолжили погрузку, то и дело бросая взгляды в сторону удаляющейся фигуры. Не доходя до караульных метров тридцать, боцман остановился и с обидой в голосе прокричал: