– …Тебе, Константин Алексеевич, за такой холдинг, в Кремле орден дадут. Где это видано, чтоб Россия с ее лесом качественную мелованную бумагу из-за границы возила?

– Ну, допустим… – прервал Александров Зайца. – Сорок миллионов, говорите? А подо что?

– Под залог его акций. Моих акций, то есть, – сглотнув, ответил Чернявин. Эту фразу ему произнести было труднее всего. – А когда сложим холдинг, за ваш кредит – акции. Корве… конверсируем… тьфу… Конвертируем ваш кредит в акции. В смысле обменяем… Как раз выйдет двадцать пять процентов.

Забавно, что такое простое понятие, как конвертация кредита, Чернявин объясняет ему, банкиру, чуть ли не на пальцах.

– Не верю я, Дима, в твои сто шестьдесят. Рисованная капитализация. – Александров отложил бумажку, поданную Зайцем. – Хочешь по-взрослому, давай по-взрослому. Больше двадцати пяти процентов вы отдавать не хотите. Понятно, почему. Да мне и самому больше не нужно. За двадцать пять процентов акций могу внести в капитал холдинга тридцатник. Вам нужно сорок, значит, последние десять миллионов – долг. А заемщик у вас кто?

– Листвянский комбинат… – снова сглотнув, выдавил из себя Чернявин.

– Какой же он заемщик, если вы его в холдинг вносите? Зачем мне на холдинге долг? Только на акционерах.

Заяц метнул взгляд на Чернявина и принялся объяснять Александрову, кто собственники Листвянки. Две компании Чернявина на Кипре, у них кроме Листвянки еще есть… Залоги – просто пальчики оближешь! Разве Заяц своему другу Александрову когда-нибудь туфту предлагал?

– Дим, – перебил его Чернявин. – Это что – мне на себя десятку вешать?

– Так не тюряги же, Юрочка! А живых хрустящих североамериканских миллионов!

– Мужики, у меня самолет скоро, – вмешался Александров.

– Константин Алексеевич, – затараторил Заяц, почуяв, что Чернявин с его упрямством и жадностью может погубить все дело, которое уже так славно складывается. – Если я говорю, что холдинг тянет на сто шестьдесят, ты мне, конечно, верить не обязан. Я за свой базар отвечаю, но пусть твои проверят! Вот оценка! Причем это без земли!

– Земля там ничего не стоит…

– Костя! У тебя же есть Олечка Красовская! Она же ничего не упустит, она крепкий профессионал. Пусть посмотрит, оценит.

– Ну, допустим. А доли в холдинге как делить предлагаете?

– У банка – двадцать пять, как вы и сказали, у нас с Дмитрием остальное пополам. Будете у нас, так сказать, гарант… – Чернявин не мог не вставить слова. В конце концов, он вносит не какой-то картонный завод и не эту самбальскую труху.

– Гарант… А что с директором Самбальского?

– Кость, я же уже объяснил, – Заяц, перебив Чернявина, сменил бодро-официальный тон на дружески-фамильярный. – Он нормальный мужик, у него цели в лесу помереть – нет. Без войны, без крови получит кэш, мы ему еще процентов пять оставим. Кому его акции будут нужны, если комбинат в холдинге окажется? Он и за треть цены отдаст, никуда не денется. Война никому не нужна.

– А где гарантия, что войны все же не будет?

– Слово офицера, – выдохнул Заяц.

Александров рассмеялся.

Директора Самбальского он припоминал – мужик солидный, но толком Александров его не знал. Да и этих толком не знает… Знает лишь, что Заяц – пройда, опасность чует, на гиблое дело не пойдет, но несерьезный. Чернявин, похоже, поосновательней. Хотя, с другой стороны, сорок миллионов деньги не великие, целлюлоза и упаковка – дело прибыльное. Ничем особо не рискует. Почему ему хочется помочь этому Чернявину Юрию Сергеевичу, которого он впервые видит? А почему бы и не помочь? «Все в моих руках, а двенадцать-пятнадцать годовых я при любой погоде получу», – прикидывал он.