Валек замер. А что, если не будут есть, почуют отраву?

Но псы неожиданно с остервенением набросились на мясо и мигом его проглотили.

Валек достал из мешка остальные куски и побросал вниз. Собаки быстро расправились с новой подачкой. Теперь они уже не лаяли, а с вожделением смотрели вверх, ожидая жратвы.

«Интересно, если я грохнусь вниз, – подумал Валек, – за сколько минут они разорвут меня?»

Собаки топтались возле веревки и напряженно смотрели вверх. Неожиданно одна закрутилась на месте, пытаясь укусить собственное брюхо, следом начали так же вести себя и остальные: метались по двору, катались на спинах, терлись животами о бетон. Скоро они лежали в разных углах двора, тяжело дышали. Тела их сотрясались от дрожи, изо рта лезли клочья пены.

«Похоже, готовы», – решил Валек и стал спускаться вниз.

Собаки издыхали. Они надрывно перхали, скулили и жалобно смотрели на незнакомца, словно надеясь, что он облегчит их страдания.

Валек подошел к калитке и свистнул. В дверь тихонько постучали. Чуть скрипнула калитка, и во двор, словно тень, проскользнул Ушастый.

Он оглядел представшую перед ним картину и удовлетворенно хмыкнул:

– Допрыгались, сучьи дети! А, Валек? Ловко мы их?

Но для верности все же…

Он достал из-за сапога финку, подошел к ближайшей собаке, оттянул голову и резко чиркнул по горлу ножом.

Струя крови хлынула на раскаленный под солнцем бетон, собака издала короткий хрип, дернулась и затихла.

– На всякий случай, – удовлетворенно произнес Ушастый, – мало ли… Вдруг очухаются. – Ту же операцию он проделал и с остальными собаками.

– Да и им полегче, – неожиданно заметил он, – не будут долго мучиться.

Залитый летним солнцем бетонный двор, трупы собак, и Ушастый, ухмыляясь, машет ему окровавленной финкой – картинка эта еще долго стояла перед глазами Валька.

– За мной! – Ушастый кинулся к входной двери. – Ага. Заперта. Ничего, сейчас выдрючим. Два внутряка, гляди ты! Значит, и собачкам своим не доверял, падла. А дверь?! Нет, ты дыбани. Железная! Только под дерево выкрашена.

– Замки серьезные? – спросил Валек.

– Сейчас посмотрим. Для Ушастого нет ничего недоступного, – хвастливо заметил вор, – хотя внутряки не хилые. Но на них у нас есть инструмент. А с фомкой тут делать нечего, броня крепка…

Раздался негромкий щелчок.

– Один есть, – констатировал Ушастый, – теперь второй, ну-ка, голубчик, не строй из себя целку… Не бойся дяди. Сколько я вас перехарил. Но без ласки не получится любви. Ага, милок, и ты поддаешься. Ну, все! Спой-ка нам напоследок.

Замок действительно очень мелодично звякнул.

– Что значит клиент – фрейфей! – сказал Ушастый, обращаясь к Вальку. – Богатый есть богатый. Такие замки больших денег стоят. Один немецкий, другой штучного изготовления. Делал такие некий Зыков еще в двадцатые годы. Очень хороший мастер. Сейчас зыковский замок – большая редкость. Вот выйду на пенсию, буду замки собирать или, как правильно говорят, коллекционировать. Ну, пойдем в дом. Чую, длинными бабками здесь пахнет.

Они прошли по небольшому коридорчику и попали в просторную, видно, парадную комнату, обставленную массивной мебелью. На полу лежал толстый темно-красный ковер, стены тоже были полностью увешаны коврами, две ореховые горки сплошь забиты фарфором и хрусталем.

– Мебелишка тоже немецкая, – удовлетворенно заметил Ушастый, – трофейная. Из Германии много чего приперли. Да и чашки-кружки скорее всего трофейные. А? Гляди, Валек, как путевые люди живут. Не то что мы с тобой – голь перекатная. Если это барахло вывезти да с умом толкнуть… но не это нам сейчас нужно. Только бабки и рыжье. Только бабульки!